– Ты сколько еще здесь пробудешь со своими туристами? – Олег напряженно смотрел на Ивана.
– Ну смотрите, в нашей фирме обычно делается так. Группы для юго-восточного направления, на котором мы специализируемся, набираются практически в постоянном режиме. Клиентам не всегда нужен сопровождающий. Подготовленные люди есть и здесь, среди постоянно проживающих. Компания с ними сотрудничает. Но я могу убедить начальство, что для очередной группы сопровождающий необходим или что у меня есть дела, требующие присутствия… Поэтому… в Москву я вернусь ровно через неделю. Как раз время есть, чтобы провернуть то, что хотели. Потом меня не будет дней пять… Ну а там уж снова наберется группа. Вернее, она уже набирается. Поэтому через двенадцать дней я буду здесь, на месте, чтобы разруливать ситуацию дальше.
Олег громко выдохнул и сделал три больших глотка из стакана:
– Все должно быть четко и слаженно. Перед самой операцией проверь все еще раз. Если надо добавить денег, говори. Марго не будет возражать. Ведь так, солнце мое?
– В зависимости от обстоятельств. – Маргарита шумно втянула через трубочку остатки коктейля.
Олег как будто пропустил это мимо ушей и с напором спросил:
– Значит, завтра или послезавтра приступаем?
– Пока не могу сказать определенно. Кое-что нужно уточнить. Скорее всего, послезавтра или через пару дней.
– И самое главное… – Олег нервно тряхнул стрижкой. – Пальцы. Его руки при задержании не должны пострадать. Мы можем на это повлиять?
Иван напряженно смотрел куда-то перед собой.
– Гарантировать ничего не могу. Полицейские здесь люди простые. Им трудно бывает объяснить. Но я попробую…
II
Старая булочная была внутри вся залита солнцем. Даже удивительно, что в любой серый и ненастный день – и осенью, и зимой – здесь было одинаково светло. Входная дверь магазина располагалась на углу старинного здания. Высокие арочные окна с низкими подоконниками выходили на юг и юго-запад, поэтому солнечный день здесь длился долго, играя в свое удовольствие в стеклянных витринах и посверкивая на конфетных обертках, будто на зеркальных осколках.
Елена Васильевна, по обыкновению, приходила сюда купить хлеба – батон белого, половинку бородинского, ведь Андрюша признавал только бородинский. Может быть, что-то еще к чаю? Она нерешительно стояла у витрины, не зная, что выбрать. Вернее, она знала, что, изучив глазами все изобилие на полках, она опять остановится на овсяном печенье и батончиках «Рот Фронт». Долгая жизнь в глубинке, где магазины никогда не могли похвастаться богатым выбором – не то что здесь, в Москве, – сделала свое дело. Елена Васильевна в очередной раз потянулась к овсяному печенью, которое так любил ее дорогой Володя, хотя Володи не было в живых уже больше пяти лет, и к батончикам, к которым так привык с детства Андрюша.
Сама она к сладкому оставалась всю жизнь равнодушна. Но стоять у витрины кондитерского отдела любила, любила вдыхать приторный запах сдобы, за долгие годы пропитавший это помещение с толсто крашенными стенами и потертыми полами. К запаху сдобы примешивалось что-то карамельное или ванильное – то, что подсознательно возвращало ее в детство, к далеким дням, когда конфеты были исключительно праздничным лакомством и покупались только к Новому году, дню рождения или совсем редко под настроение.
Продавцы привыкли к этой хрупкой пожилой женщине, никогда не торопили, поглядывали на нее с затаенным интересом и даже любопытством. Скромно одетая, но ухоженная, всегда на каблуках и с прической, обычно в шляпке, но зимой, как сейчас, в аккуратной меховой шапочке, она производила впечатление человека, чей тихий достаток позволял пройти через все вихри неспокойных времен и быть неизменно уместным и в булочной арбатских переулков, и в Большом театре.
Расплатившись на кассе и уложив покупки в свою привычную из темно-синей ткани сумку – пластиковые пакеты Елена Васильевна не признавала, – она вышла на улицу. Позднее зимнее солнце грело почти по-весеннему. Она не стала переходить на другую сторону переулка, где была тень и хуже расчищен тротуар. Перебежав на перекрестке проезжую часть, она оказалась на узкой, посыпанной песком дорожке, вернее на том, что от нее осталось из-за припаркованных почти вплотную к фасадам автомобилей.
Конечно же, с тех пор как они здесь поселились, машин и людей прибавилось, облик района изменился. Но на Гоголевском, у метро, было еще суетнее. Здесь, на Сивцевом Вражке, несмотря ни на что, оставалось еще ощущение тихого центра.