– Машенька провалилась…
Пауза была недолгой. И тон сменился на противоположный:
– Что-о-о-о-о?! Дайте ей трубку.
– Извините, она расстроена и говорить пока не может. Да и мне сейчас будет трудно что-либо вам объяснять. Позвоните позже.
– Я столько в нее вложила, в эту негодяйку, лентяйку. Столько денег, сил, а она? Сколько трудов – и коту под хвост…
Елена Васильевна положила трубку.
– Пойдем, я помогу тебе умыться.
Машенька как-то обмякла, ее злость сменилась на безразличие, и, размазывая радугу по лицу, она побрела за Еленой Васильевной в ванную.
Стиральная машина гудела на максимально шумном режиме отжима, готовясь завершить полный цикл. Говорить здесь было невозможно, да и не нужно. Все и так понятно. Машенька стояла обреченно перед раковиной, в одеревеневшей позе опустив руки и лицо, пока Елена Васильевна откручивала краны и все трогала рукой струю – когда же она нагреется. Только сейчас вспомнилось, что в доме должны были с утра отключить горячую воду. Струя из горячего крана продолжала течь, только остывшая. Ну ничего, свежéе будем. Елена Васильевна поглядывала в зеркало то на себя, то на Машеньку. Как же так получается, что совершенно чужой человек вдруг становится таким близким, и уже невозможно отдать его в руки озлившейся родной матери, невозможно пустить ситуацию на самотек и наблюдать бесстрастно, как судьба куражится над этим несмышленым созданием.
Машенька, как будто услышав эти мысли, подняла испачканное тушью и помадой лицо и, встретившись глазами в зеркале с Еленой Васильевной, измученно застонала.
– Ну-ну, давай уже успокаиваться.
Елена Васильевна проводила рукой по золотистым волосам Машеньки, пытаясь пригладить непослушные пряди. Вода из крана продолжала хлестать в раковину, стиралка, после особенно громких конвульсий и содроганий, затихла.
– Держи мыло, сначала хорошенько руки помой. Тебе помочь или сама справишься? – Елена Васильевна теперь хотела отвлечь Машеньку болтовней. – Когда Андрюша был маленький, мы с ним так приговаривали. Водичка-водичка, умой мое личико…
– Мне мама ничего такого не приговаривала, ей некогда было, – буркнула Машенька, намыливая руки и пытаясь одновременно смыть темные разводы под глазами.
Она яростно терла серые от туши веки. Щеки стали пунцовыми, губы распухли, и рот от этого казался еще крупнее. Машенька посмотрела на себя в зеркало:
– Я просто тупая уродина.
– Ну, знаешь, хватит уже. Вытирайся и пойдем на кухню.
Елена Васильевна привычным движением нажала кнопку чайника, выдвинула ящик с приборами, стараясь сообразить, что им может понадобиться. Наконец взяла ножницы, подняла с пола брошенный пакет с чипсами, отрезала аккуратно край раскрашенной фольги и высыпала содержимое на нарядное керамическое блюдо, поправляя и красиво укладывая ломкие рыжие картофельные лепестки. Поставила свои любимые ломоносовские чашки с кобальтовой «ленинградской» сеткой. Нарезала на кусочки батончик «Марс», обнаруженный на дне пакета. Вместе с распакованными палочками «Твикс» они превратились в шоколадное ассорти в старой конфетнице, ставшей за многие годы семейной реликвией.
– Как у вас всегда красиво! – воскликнула Машенька и грустно улыбнулась. – Вот мама так никогда в обычные дни не делает, только повторяет, что у нее нет времени со мной возиться.
Елена Васильевна разлила кипяток в чашки, опустила чайник на подставку и пристально посмотрела на Машеньку:
– Так, давай договоримся. На маму не обижаться, плохого не вспоминать, и, кстати, у нас сегодня не обычный день, а очень даже особенный, почти праздник.
Глаза заинтригованной Машеньки еще больше округлились.
– Да? У вас праздник?
– У нас! Мы с тобой прямо сегодня начнем новую жизнь, а ты мне прямо сейчас расскажешь, чем тебе больше всего на свете нравится заниматься. Кстати, сто лет не ела чипсов.
И Елена Васильевна громко хрустнула рыжим зажаристым лепестком, оказавшимся довольно жестким, пересоленным и к тому же неприятно отдающим чесноком, хотя про чеснок на упаковке ничего сказано не было. Но Елена Васильевна виду не подала.
Машенька задумчиво болтала в чашке чайным пакетиком, пока вода не сделалась почти черной:
– Я даже не знаю, меня об этом никто никогда не спрашивал…
– А ты подумай, не спеши, мы же никуда не торопимся. Вот ты любишь, например, готовить. А может быть, ты так же любишь шить, или рисовать, или решать задачки по математике