И пошел.
Клятва психиатра
Но спросите у первого встречного психиатра, и он вам скажет, что есть допуски. Если бы психиатры признавали бы своими пациентами всех, кто этого заслуживает, что наступило бы? Хаос. Поэтому есть допуски. Они широки. Психиатрия утверждает: надо наблюдать. Поэтому в психиатрии, прежде чем употребить к человеку гуманное слово «больной», сначала рекомендуется употреблять очень красивое слово «наблюдаемый». То есть, сначала надо понаблюдать. За человеком. Это очень интересно.
На медицинской комиссии я делал все грамотно. На приеме у невропатолога я начал с нескольких домашних заготовок. Когда он ударил меня молоточком по коленке, я сильно дернул ногой. Но не той, по которой он ударил, а другой. Он внимательно посмотрел на меня, и что-то записал. Потом он попросил меня встать, закрыть глаза, и дотронуться указательным пальцем до своего носа. Я дотронулся указательным пальцем до носа, но не закрывая глаза. Он похвалил меня за старательность и сказал, чтобы я закрыл глаза, такая у него ко мне просьба. Я наотрез отказался. Он спросил, почему. Я сказал, что когда закрываю глаза, вижу образы. Он почему-то обрадовался, снова что-то записал и попросил рассказать, какие именно. Я подробно ему рассказал про своих Иерофантов.
Выше уже было рассказано, что вокруг меня, а также частично внутри меня, сколько себя помню, живут существа. Их семнадцать, их размеры просто чудовищны. О некоторых из них я уже рассказывал прежде – это Волчок с разными глазами, у него в душе растет лес, Этот-за-Спиной, он у меня всегда за спиной, Винтокрылый, он ровно вчетверо больше птеродактиля, Казбек, он умеет распадаться на сорок тысяч самбистов, Велогонщик, он состоит из девяти разгневанных велосипедистов. Невропатологу я рассказал и про остальных – про Буратино с киркой, про девочку со свистком, которая не боится боли, про женщину с говяжьими ногами, про всех. Про всех своих. Невропатолог едва успевал за мной записывать и почему-то очень радовался.
Потом он сказал мне:
- У меня тоже есть. Я называю их квартиранты.
И он мне рассказал, что его тоже посещают демоны. Он называет их квартиранты, потому что они снимают у него одну комнату и исправно ему платят, хотя иногда шумят по ночам и в своей комнате без разрешения жгут костры.
Я согласился с тем, что у него тоже есть чем гордиться и с надеждой спросил:
- Так вы освободите меня от армии?
- На каком основании? – удивился невропатолог.
- На том основании, что я вам про себя рассказал.
- Неужели вы думаете, если у вас внутри живут семнадцать верховных духов зла, этого достаточно, чтоб освободить вас от службы в армии? – еще больше удивился врач.
- Конечно, думаю! – еще больше удивился я. – Неужели вам не страшно такому человеку доверять оружие?
- Оружие? – сказал доктор. – Да бросьте, что это за оружие. Один автомат, пара обойм. Сколько человек вы убьете, даже если захотите? Пятьдесят? И что? Я знаю того, кому доверяют ядерное оружие. Мой бывший пациент. Генерал армии. Очень тяжелый. Звонит мне каждый день. Боится сидеть один. По ночам. Очень боится. Плачет. Ну, я его поддерживаю, как могу. Пока получается. Вот это страшно. А вы говорите – автомат. Да стреляйте сколько хотите. Господи.
- Вы что, не поняли? – потрясенно воскликнул я. – Я ведь добровольно признался в том, что я болен. Вы обязаны меня изолировать. От армии. От общества. Это ваш врачебный долг, наконец!
- Ошибаетесь! – азартно сказал врач. – Если вы признаете, что вы – больны, значит, вы нормальный человек. Таких я должен пропускать, и рекомендовать. На атомные субмарины, на охрану Кремля. Да, у вас есть отклонения. Но они в допуске. Да, у вас в душе живут Иерофанты, у меня в квартире – квартиранты. К моему профессору в мединституте, доктору Кацу, каждую ночь, много лет, приходила баба Оля, а ведь он даже не знал, кто она, вот это страшно так страшно. Ну так что? Что мы все, психопаты от этого? Нет! Для этого и есть в психиатрии допуски. Допуски широки. Не тот психопат, кто так думает о себе. Не тот опасен, кто думает о бритве. Опасен тот, кто думает, что скоро отпуск. Что все позади. Что все обойдется. Что жизнь полосатая. То черная, то белая. Полосы, понимаете? Мне один пациент так и сказал. Жизнь полосатая, в ней сначала идет черная полоса, а потом обязательно белая. Конечно, я немедленно госпитализировал его. Знаете, как он сопротивлялся? Он был очень сильный. Он кричал. Беднягу пришлось связать. Какие страдания. А другой мне рассказал, что на работе Игорь Иванович сказал ему, что он молодец, что он старается. И теперь все будет хорошо, потому что Игорь Иванович так сказал. Вы понимаете, как это страшно? Игорь Иванович! Вот эти пациенты опасны. Я обязан поместить их в стационар. А таких, как вы, мы выпускаем на свободу. Стреляйте себе на здоровье, стреляйтесь сами, вешайтесь, жмите на красную кнопку. Все равно мир погибнет. Потому что он больной. Я не могу его вылечить. Я обязан только наблюдать. Лечить – значит продлевать муки. А это не гуманно. Я ведь давал клятву. Две клятвы. Мы ведь, психиатры, даем две клятвы. Первая – клятва Гиппократа: не навреди. А другая - клятва психиатра. Не оттягивай Армагеддон!