На этой улице началась история. И не одна. История любви моих родителей здесь началась. Здесь и закончилась. История моей жизни тоже здесь началась. История полного просера.
Васина жизнь
Бережно помню все жуткое. А прекрасное, тонкое, зыбкое - нет. Подписано к стиранию, стерто, все. Остались от прекрасного только светлые пятна. Пятна помню. Поэтому знаю, что оно было у меня – прекрасное. Но детали ушли. А жуткое помню в деталях. Парадокс? Нет.
Когда я был маленький, на улице, на которой я жил, разразился мотоциклетный бум. «Ява» покорила улицу за одно лето. У нас на улице появилось сразу две «Явы». Что понятно – стать обладателем единственной означало фактически признать себя бессмертным. За что можно было получить в ебло. Потом «Яв» стало три, пять, обладатели их сбились в стаю. Они были боги. В черных или красных пошарпанных шлемах, с опущенными пошарпанными забралами, а сзади - впившиеся в спины спутницы, с раздвинутыми голыми смуглыми ногами. Боги. В таком виде с утра до ночи гоняли они по моей улице, в таком виде гоняют они до сих пор - по моей памяти. Разгоняясь - от самого кладбища, они летели вниз, по страшному наклону улицы, сквозь горячий ветер, осуждающие взгляды кошек и печальные вздохи привычных к оккупациям евреев.
Довольно скоро узурпаторы стали позволять себе перегибы, а именно: невыносимыми стали условия существования велосипедистов. Велосипедисты были младше по возрасту, а разница в пять лет в детстве – все равно, что разница в боксе килограмм в пятьдесят: первый же удар – и темнота. Проезжую часть велосипедисты потеряли практически сразу, а на тротуарах мешало досадное скопление пешеходов. Армия велосипедистов, - к ней в то время принадлежал и я, - конечно, капитулировала бы, если бы на горизонте не появилась одиозная фигура Васи Тимохина.
Вася Тимохин был самородок. Из южной среды, с ее ранним половым и поздним умственным созреванием, Вася отчетливо выпадал. Он был гений с ярко выраженной технической ориентацией. Мы жили в одном дворе, и я видел, как год от года в Васе рос и креп его воняющий мазутом гений. В семь он чинил любые велосипеды, в девять – мопеды, в двенадцать – консультировал собственного отца на тему поломок его «Жигуленка». К Васе пригоняли машины даже друганы его отца, чем отца очень радовали – не потому, что он гордился за сына, а потому, что друзья приносили за работу синьку – не Васе, а отцу.
О Васе ходили легенды. Говорили, что Вася однажды предрек водителю проезжавшего по улице грузовика проблемы с карбюратором через два километра, тот посмеялся над Васей. Через полчаса пришел в слезах, с двумя бутылками водки, грузовик сломался через два километра ровно, и водитель теперь молился на Васю, приняв его за бога и упорно отказываясь верить, что бога зовут Вася. Водку выпил отец бога Васи.
Вася был скромен. Но, конечно, потом немного подзадрал нос. Слава портит. Когда к нему приезжали друзья отца, он выходил, некоторое время слушал звук двигателя консультируемой машины, потом говорил:
- Я подумаю.
После этого уходил вглубь двора и ложился в гамак. Там он некоторое время раскачивался, дырявя взором облака. Приехавшие за Васиной консультацией все это время терпеливо ждали, курили, переглядывались, пожимали плечами – мол, что делать, хуй его знает, будем ждать. Находились, конечно, отдельные скептики, которые говорили:
- Может, пойти ему пиздануть по затылку?
Но скептиков тут же ставили на место те, кто знал – гения нужно беречь. И верить в него. И Вася никогда не обманывал ожидания. Когда он возвращался из гамака, он скупо сообщал:
- Поменяете сальники на третьем и четвертом, - и снисходительно добавлял. – И, пожалуйста. Помойте машину.
В период мотобума Васе было тринадцать – переходный возраст – велосипед уже перерос, а мотоцикл пока не купили. На мотоциклетное иго Вася вначале смотрел с нескрываемой симпатией, и, конечно, не раз помогал с ремонтом. Тем удивительней и оскорбительней для Васи был тот роковой вечер.
В тот вечер его, катившего на своей долговязой «Украине» вниз по улице в раздумьях об ущербности двигателей карбюраторного типа, задели и вышвырнули за бордюр подвыпившие байкеры. Вася вылетел с дороги, упал в куст сирени и разсиренил себе всю харю.
Но это все ерунда. И в другой раз Вася не придал бы этому значения – всякое случается на узкой южной улице.
Но это случилось летним вечером, на глазах у всей улицы. Все это видели. Все – соседи, друзья, пацаны помладше, ребята постарше.