Но и это ерунда. Потому что много чего случается на глазах у всей южной улицы, где всякое случается, как было сказано выше.
Беда была в том, что все это видела Лена Гашевская. О ней я расскажу сейчас. Потому что я ее пока помню. Хотя это странно, потому что Лена – это не страшное, а прекрасное, зыбкое, а я это помню, и чтоб не забыть, я ведь в любой момент могу это забыть – я расскажу.
Лена была прекрасная, прекрасная. Ей было пятнадцать. Она выглядела как дива. У нее были зеленые зловещие глаза. Больше ничего не помню. Помню только ее глаза. Они имели такое свойство, что все мальчики улицы, когда Лена смотрела на них своими зловещими глазами, становились потными, горячими, красными и способными на все – то есть, становились мужчинами. За Леной ухаживали, а точнее будет сказать, убивались все пацаны улицы. А она сама оставалась холодна и нетронута. Дива, хуле.
Высшим знаком внимания дивы было, если Лена подходила к мальчику, смотрела на него секунды две, потом говорила с ним минуту, и уходила. Парализованный счастьем мальчик сначала получал поздравления всей улицы, смешанные с завистью, черной и белой, а потом убегал куда-нибудь – мастурбировать.
Самое странное, что Лена почему-то выделяла меня из всех мальчишек улицы. Конечно, это не могло быть сексуальным предпочтением с ее стороны. Ведь ей было пятнадцать, а мне одиннадцать – это приговор. Но тем не менее. Когда я выходил на улицу, она всегда бросала толпу дрочащих, и шла прямиком ко мне. И могла простоять со мной час! Это было немыслимо. И очень престижно. Мой рейтинг на улице в этой связи был очень высок. Я до сих пор с нежностью вспоминаю ее. Потому что она подарила мне огромное уважение. И еще кое-что.
Ко мне, конечно, подходили ребята постарше с вопросом:
- Слышь, о чем ты с ней говоришь? Че она к те ходит? А?
Я пожимал плечами и отвечал:
- Да так. Говорим обо всем.
Несколько раз ко мне даже с угрожающими вопросами подходили ключевые хулиганы улицы, и говорили мне:
- Слышь ты, хуйня в шортах! Будешь вокруг Ленки отираться – я те яйца вырву.
Я отвечал:
- Ладно.
Было страшно отвечать по-другому.
Но об этом сейчас же узнавала Лена: у нее была агентура некрасивых девочек.
У каждой красивой девочки – это общеизвестно – есть агентура некрасивых. Они ходят с ней повсюду, подчеркивая ее красоту и прислуживая ее красоте. Некрасивые все сообщали Лене.
Лена говорила что-то хулиганам. После чего они приходили ко мне и говорили:
- Я был неправ, это было низко, мне стыдно за свой поступок. Во-от.
Лена заставляла хулиганов заучить этот текст наизусть, это ясно. Она была, на самом деле, не только очень красива, но и очень серьезна в таких вещах. У нее родители были отличные. Папа ее убил человека, получил большой срок, в тюрьме убил еще одного человека, получил еще один срок, и потом его самого там убили. А мама у Лены была красивая, как Лена, но от переживаний запила и стала страшная. Она часто лежала в разных местах нашей улицы.
Такие семейные традиции сделали Лену очень серьезной девочкой. Она могла в любой момент ударить в глаз любого человека. Хотя при этом выглядела как дива. Не каждая дива способна ударить в глаз человека. Впрочем, это я понял позже, много позже.
Почему же Лена всегда приходила ко мне? Я ей рассказывал, точнее, пересказывал - книжки, которые я читал. Лена не читала книжки. Но очень любила слушать, как я их пересказываю. Вот почему она могла простоять со мной час. Ей было со мной интересно. Я не пытался ее щупать. Хотя хотел, конечно. Но я рассказывал ей истории. Я брал контентом.
Именно тогда я открыл этот ценнейший инструмент героя. Грозный инструмент. Контент. Если женщине интересен контент, с ней можно сделать что угодно.
Вася тоже был влюблен в Лену. Лена хорошо относилась к нему. Он ведь был гений, а у Лены было чутье на них. А Вася Лену любил. Безмолвно и страшно, как в детстве. Она была единственным предметом, состоящим не из железа и вонючей смазки, который Вася любил. Вася часто мне рассказывал, что когда он станет постарше, он купит машину и увезет на ней Лену жениться.
И вот на глазах Лены - Вася улетел в сирень.
Когда он встал, вдруг появился маленький Стасик Усиевич. Это был мальчик, который жил на нашей улице, в соседнем дворе. Он был кудрявый, и любил смеяться. Он потом стал моим другом юности, а потом - дипломированным поэтом, впрочем, это было намного позже, и я потом об этом расскажу. А тогда Стасик был кудрявым мальчиком, моим ровесником. Стасик всегда громко смеялся, если кто-то падал или больно ударялся. Стоило кому-то упасть и разбить себе лоб, как тут же появлялся рядом хохочущий Стасик. Не то чтобы Стасик делал это специально, нет. Просто он не мог без смеха смотреть на чужие страдания – такое уж у Стасика было свойство. В общем-то, полезное для дипломированного поэта. А самое ужасное – в данном случае, для Васи, - заключалось в том, что Стасик смеялся очень заразительно. Все слышавшие смех Стасика над чьей-то бедой – тоже начинали смеяться над этой бедой. Вот такое свойство было у Стасика, точнее, у смеха Стасика. Для поэта полезное свойство.