А черный космический шлем, с Костиной головой внутри, прокатился несколько метров, глухо стукнулся о бордюр, и остановился. Как мяч.
Я выбежал на улицу, когда все уже случилось, я выбежал, потому что все бежали на улицу. Я помню крики, кучу людей, а Лена Гашевская зачем-то закрывала мне глаза. Я думаю, она меня любила. Не знаю, за что. Но она любила. Это и есть любовь. Я тоже любил ее. Сильно. Всегда. Любовь. Да.
В голове у меня были три мысли: первая - голова как мяч, вторая - Вася не хотел, Вася не виноват, третья – у нас у всех теперь заберут велосипеды.
Я видел лицо Кости в шлеме. На лице у него была радость. Как хорошо ехать вниз по улице, в большом черном шлеме. Вот что было написано на лице Кости, точнее, на лице головы Кости.
Потом я видел лицо Васи. Оно было спокойным. Оно ничего не выражало. Вася был герой. Только герой мог так смотреть на результат своего просера. Такой результат, такого просера. Так начался полный просер в жизни Васи.
Вася был герой, я это уже говорил. Он был гений, это я тоже уже говорил, по-моему, не помню. Он мог бы стать создателем русских супер-машин. Если бы Вася создал их, они были бы намного лучше «Феррари», и втрое дешевле. На свете так и не появилось русских супер-машин, потому что их не создал мой друг детства Вася. Вася не создал их даже не потому, что его хотели посадить в колонию. Ведь его все-таки не посадили. Но много раз возили на беседы со специальными женщинами, которые умеют работать со сложными подростками. Я никогда не узнаю, что специальные женщины говорили Васе. Но когда Вася приезжал после этих бесед, он молчал, ничего не рассказывал, и все реже что-то чинил.
А потом, через года полтора, Вася гулял с Леной Гашевской, летней ночью, и хотел ее покорить как женщину, ведь Лена была женщиной, и для этого Вася взял и открыл гвоздиком чужую машину, с чужой улицы, и покатал Лену на этой машине по нашей улице, а потом поехал вернуть машину на место, на чужую улицу, а там его у места, где она стояла, ждал мужик, а Вася ему сказал – извините, я только прокатился, а мужик ему сказал – ну ладно, сынок, прокатился и ладно, хорошо, что вернул, и Вася заулыбался, и вышел из машины, а мужик ему сказал – сынок, а что ж ты с сиденьем сделал, Вася обернулся на сиденье, а мужик его ударил по голове палкой, и отвез его в милицию, и Васю посадили.
Потом Васю я увидел через два года. Когда он вышел из колонии, он стал как-то сразу большой и страшный, потом его сразу за что-то плохое опять посадили, но он сбежал, и его даже Васин отец одно время прятал в нашем дворе, в погребе, в нашем дворе был такой винный погреб, общий для всех жильцов, и весь двор знал, что Васю прячут в погребе, потому что у всех пропадали закрутки, и все знали, что их ест беглый Вася. Во двор приходили менты и всех опрашивали – никто ли не видел во дворе никого подозрительного, а все во дворе говорили, что не видели, и это была правда, потому что почему Васю мы должны были считать подозрительным? Только потому, что он живет в погребе и ест наши закрутки? Но этого мало – в то время этого было мало, мало, чтобы считать человека подозрительным. Так в погребе Вася просидел довольно долго.
Потом он ушел, и его снова посадили, за что-то уже очень плохое, а потом однажды уже не по нашему двору, а по всей стране прокатилась громкая история: Вася с парой рецидивистов, страшных людей, организовали бунт в тюрьме где-то на севере. Взяли в заложники медсестру, требовали самолет, миллион долларов, всю хуйню. В итоге, пока они требовали «Боинг», приехали пацаны из «Альфы», взорвали стену, и освободили медсестру, а Васю убили. Сразу убили, быстро убили, молодцы, альфавцы.
Ничего от Васи не осталось – даже папе Васи не отдали от него никакого физического тела – Васю где-то закопали, и никому не сказали, где. Я так и не понял, почему решено было сделать такой секрет из места захоронения Васи. Ведь это могло привести к мифологизации личности Васи. Но те, кто закопал Васю, видно, не боялись мифологизации. И Васиному бате так и не сказали, где прикопан Вася.
Я потом думал – что думал Вася, когда вокруг него были эти страшные люди, там, в тюрьме? Зачем Вася просил самолет и миллион долларов? Что бы он с ними делал, если бы ему их дали? Ведь я знал его. Он был очень хороший, добрый, он мечтал только о том, чтобы купить машину и увезти Лену Гашевскую жениться, в один хороший летний день. Что чувствовал Вася, когда стена рухнула, а из пролома показались пацаны из «Альфы», и начали убивать его? Помнил ли Вася в те секунды, когда его убивали, о том, как мы с ним, маленькие, гуляли по нашей улице, и как светило солнце, и как было хорошо, и как все должно было так и быть - хорошо, всегда, всегда?