Потом дом дяди Коли попал под снос, и дяде Коле дали квартиру на пятом этаже. Другому было бы трудно – заезжать на пятый этаж в инвалидной коляске, но дяде Коле это было легко – ведь он был гимнастом и у него были очень сильные руки. Но вот жить без винограда дяде Коле было трудно, и он тогда взял лозу от своего старого винограда, попавшего под снос, и посадил ее возле дома, в котором получил квартиру.
Замечательное это свойство у растений. Одно растение можно спилить, пустить под нож. Но можно срезать с него одну невзрачную веточку, посадить ее в землю, недельку поливать, и вырастет такое же растение. Более того, в каком-то смысле, вырастет это же растение, то же самое – оно будет того же сорта, вида, и сок в нем будет течь тот же, и лист у него будет тот же, и плод. А вот если человека пустить под нож? Что с него не срезай при этом – другого такого же человека уже не вырастить. Что будет, если отрезать к примеру, у погубленного обществом и временем писателя, например, у меня, ногу, и посадить ее в землю, и поливать водой неделю? Вырастит ли еще один писатель? Вырастет ли еще один я? Нет. Так и будет торчать из земли моя нога. Это будет печальное зрелище. Так что у растений в этом смысле – большое преимущество. У растений вообще много преимуществ. И самое главное – что люди считают их неживыми, а они, на самом деле, живые, и сами считают человека неживым, на том основании, что он все время передвигается, потому что у него нет корней, а может ли быть живым существо без корней? Конечно, нет.
Посаженная дядей Колей лоза взметнулась в первый же год с такой силой, как будто знала о том, что очень нужна дяде Коле, она сразу не только достигла пятого этажа, но и устремилась выше, до седьмого, и достигла бы девятого, но на восьмом лозу усмирили и обрезали соседи, которые виноград не любили, потому что от пьянства погиб их сын, и почему на этом основании надо обрезать лозу – непонятно. Эта мощная лоза поставляла неплохой урожай винограда прямо на балкон дяди Коли, это было удобно. За пару лет лоза стала толстая, как канат.
Вот за эту лозу и взялся дядя Эдик. Потом в несколько легких взмахов он поднялся вверх. На наш третий этаж. Залез на балкон и молча вернулся к столу.
Что там говорить – мне решительно понравились эти поступки дяди Эдика. И как он танцевал, мне вообще всегда нравилось, и как прыгнул с третьего этажа на прямые ноги, и как стоял по пояс в ледяной воде Северного моря – я ведь тоже это видел, я единственный это видел вместе с дядей Эдиком, потому что у меня тоже было воображение, я ведь был хоть и будущий, но писатель, - и как дядя Эдик залез на третий этаж по виноградной лозе, и как ничего не сказал, а только молча вернулся к столу, налил себе полную рюмаху водки, выпил, и молча закурил. Все это мне очень понравилось.
Вообще, мне всегда нравились герои, потому что я чувствовал, что я тоже герой. Что я стану героем, когда вырасту. Нет, что я уже герой, просто надо вырасти, чтобы мочь так беспредельничать, как дядя Эдик.
А дядя Эдик потом еще много раз приходил к нам в гости, и часто его просили прыгнуть с балкона и залезть потом назад по виноградной лозе. Он много раз это делал, этот номер стал хитом, шлягером. Но радость с каждым разом покидала дядю Эдика. Все больше надо было напрягать воображение. Чтобы снова увидеть Северное море.
А потом один раз дядя Эдик прыгнул с третьего этажа, но моря не увидел, и альбатросы не стали витать над дядей Эдиком – они тонко чувствовали ложь. Дядя Эдик перестал быть интересен альбатросам. Тогда дядя Эдик ощутил одиночество. Он не стал возвращаться по виноградной лозе, а понуро вернулся назад на лифте. Больше он не прыгал с третьего этажа.
Еще через несколько лет дядя Эдик завербовался на Дальний Восток, боцманом на рыболовецкое судно, и однажды дядю Эдика смыло штормом. Дядю Эдика даже поминали дома у нас, на столе поставили рюмку, накрытую куском хлеба – так был обозначен смытый штормом дядя Эдик.
Выпив, другой дядя – дядя Игорь – даже хотел в память о дяде Эдике прыгнуть с третьего этажа на прямые ноги, но жена и сын дяди Игоря отговорили его, они закричали:
- Папа, не надо! Игореша, не надо!
И дядя Игорь не стал, просто еще выпил и впал в ничтожество.
А я уверен, что дядя Эдик просто сбежал под предлогом шторма, и наверняка он жив, очень уж он был крепкий, я не верю, что он мог просто утонуть, как оторвавшийся якорь, нет, я уверен, дядя Эдик до сих пор жив и где-нибудь на Курилах прыгает с высокой скалы в холодное море, в предновогодний вечер, как тогда, у нас дома. Правда, море там, на Курилах, зимой замерзает, но дядя Эдик пробивает лед прямыми ногами, и входит в воду, и плавает подо льдом, прекрасный, молчаливый, суровый. Таким я его запомнил навсегда.