А Элла очень быстро, как мне показалось, нырнула в какой-то кокон. Я испугался. Но на самом деле, Элла не ныряла в кокон, а стала снимать платье, а снималось оно через голову. Оно снималось плохо, да и Элла тоже уже была синяя. Она попросила меня помочь. Кровь стучала в мои виски так, что голова у меня дергалась в разные стороны, но я стал помогать Элле. Довольно долго я страшно тащил платье вверх, Элла из кокона кричала, что ей больно, а я кричал, чтобы она не кричала, потому что может кто-то услышать, и будет неловко.
Наконец, платье, слегка надорвав, удалось снять. У меня закружилась голова, когда я увидел полуголую Эллу, это было страшно и жарко одновременно. Элла не дала мне упасть, она схватила мою голову и приставила к своей маленькой груди, и сказала вдруг необычно требовательно:
- Поцелуй.
Я был такой синий, и так волновался, что ничего не соображал. Делать нечего – я стал целовать грудь Эллы. Довольно долго я целовал одну ее грудь, потом вторую, потом снова первую. Крошечные груди Эллы мне понравились, они были вкусные. Тело Эллы пахло духами, мне это тоже понравилось.
Потом Эллочка сказала шепотом:
- Раздевайся.
Я очень быстро, как на медкомиссии в военкомате, разделся до трусов. Элла очень бесстыже сняла трусы с себя, я обомлел, потому что у Эллы на худом лобке были такие же шикарные черные волосы, как на голове, только, конечно, не такие длинные. Я стал размышлять, что же мне теперь делать. Но Элла освободила меня от этих размышлений, потому что вдруг рукой залезла мне в трусы. Я сейчас же от этого наглого прикосновения мощно обмочил трусы своим генофондом. Трусы пришли в полную негодность, стали мокрые, а я очень смутился. Но Элла оказалась намного меня смелее – она снова взяла меня за орган размножения и снова путем сильного дергания привела его в боеготовность. Затем Элла, не отпуская хватку, стала примеряться, как со мной что-нибудь сделать. Я тоже стал думать. Было непонятно.
Мы с Эллочкой оба знали, что сексом надо заниматься за счет совмещения каким-то образом наших органов. Но порнофильмов в то время мы не видали, поэтому толком не знали, как это сделать даже в постели, а уж тем более, без постели. Мы стали крутиться так и эдак по тесной кабинке туалета, примеряясь друг к другу. Пол в туалете был кафельный, холодный, и у меня мерзли кегли, потому что я зачем-то, выполняя приказ Эллы раздеться, снял носки.
Наконец, первой осенило, опять-таки, Эллу. Все-таки, женщины во всех главных вещах намного сообразительнее мужчин. Она усадила меня на унитаз, и села на меня сверху. Конечно, все равно она долго возилась. Что-то там не получалось. Она не могла разобраться, что к чему. Я понял, что все получилось, когда мне стало больно, и Эллочке, видимо, тоже, потому что она вскрикнула. А потом она закрыла глаза, прижалась ко мне и не издавала больше никаких звуков, и даже не шевелилась, а только дрожала всем телом, все сильнее. Потом она задрожала сильно-сильно, и обняла меня за шею так, что у меня потемнело в глазах от асфиксии, и я хотел закричать «на помощь», но постеснялся. Я только позже понял, что она кончила. А я кончил уже давно – сразу, когда у Эллы получилось, наконец, разобраться, что куда входит. Любовник я был заядлый, я был способен на полторы фрикции максимум. Но Элле хватило и их.
Потом Элла, сидя на мне, сидящем на унитазе, стала целовать меня в губы. Целоваться мы оба не умели, и почти сразу отказались от этого неприятного замысла. Тогда Элла снова стала дрожать на мне, такая у нее была манера в сексе, очень странная и страстная, и она так делала, потом еще, и еще, и снова лила в себя и меня коньяк, и мы вот так обреченно поролись, не помню толком, сколько раз. Она не слезла с меня, пока не выжала из меня все мужские соки, а из фляги – весь коньяк. Видимо, Элла, хоть и была страшно синяя, трезво понимала, что следующий шанс на такое проведение досуга у нее может быть очень нескоро, и стремилась взять у текущего момента все. А может, просто она делала, что хотела. Потому что она была хоть и страшной, но женщиной, и была прекрасна. Мы провели на унитазе час, а может, больше. Потом она просто прижалась ко мне. И мы сидели на унитазе и молчали. Было хорошо.
И тогда я сказал Элле:
- Элла. Прости меня. Знаешь, ведь все это время… Таинственный незнакомец…
А Элла не больно, очень нежно, дала мне щелбан в лоб и сказала: