Но роман у неё с другим был – из рекламы. (Хотя черт его знает, с кем там она спала еще на самом деле, говорю же, мы глаза себе сломали – а она со всеми по очереди шляется, ну там – кофе пить, курить, обедать, после работы куда прошвырнуться). А этот заметно к ней клеился. Ну, во – первых, он в другом кабинете сидел. И вот посидит – посидит у себя, а потом заходит к ним, вроде по работе или так, погулять вышел, мозги проветрить – садится напротив неё и смотрит. То в компьютер ей заглянет. То в затылок поцелует. То пощекочет её, еще как‑нибудь затронет. И вот так вертится вокруг неё в течение дня, повертится – повертится и уходит. Как будто всем дала, ему не дала. Или наоборот – так хорошо даёт, что он и днём успокоиться не может. Словами опять же: «Какая у вас, Ирина, брошь красивая!». И так говорит, что вроде не придерешься, но по голосу всё заметно. Он когда с ней разговаривал, мне аж зажмуриться хотелось. Он вообще красивый такой мужик, и голос такой… с оттенками, умел он как‑то так. Ерунду иной раз скажет, пустяк какой‑то – а приятно, как будто медаль выдал. Мы‑то с ним по работе и не пересекались почти.
А я почему думаю, что с ним? Так я их видела. Уже лет пять прошло, наверное. Я‑то что – посмотрела на это блядство всё с полгодика, плюнула да и уволилась. Не, думаю, тут – рядом с Ирочкой – мне не светит. Они так и будут за ней, как зачарованные, ходить все. И что вы думаете? Сразу встретила Ваську, поженились мы, развелись, правда, через год. Но там‑то, в конторе, мне точно ничего не грозило ничего, ни замуж, ни ребенка, только злостью давиться, глядя на Ирочку.
А её на улице потом встретила, это когда с Васькой развелись уже года два как, я как щас помню – шла мелкую из сада забирать. Так я с ней, с Иркой, и здороваться не стала. Она как раз к рекламщику этому, ну который с голосом еще, в машину садилась. Вот кто изменился – еле узнала. Поправился, волосы отрастил. Я уж всматривалась – всматривалась, пока они выезжали, – ну, точно он, и Ирочка рядом сидит, глаза опустила. И как‑то мне показалось, это неслучайно. Как‑то она в машину так… по – хозяйски, как в свою. Я сразу подумала: «Опа! Видать, добился‑таки своего, добегался кругами».
Ой, девочки, вот такая она – жизнь. Несправедливая. Не, ну обидно – мы с вами вчетвером тут сидим, все девки молодые, красивые, умные, – а мужиков‑то и нету. А эта коза драная – с тремя сразу, и даже не танцуют. А я бы себе вон того взяла, который в черном свитере.
Давайте за любовь выпьем, что ли… Всё‑таки 8 марта…
Хрупкая девушка
Однажды Рила влюбилась. Та самая тоненькая Рила, с гладкими волосами, из канцелярии? Да, та самая Рила, которая даже в ночной клуб надевала белое хлопчатобумажное белье и считала себя в нем очень сексуальной. Впрочем, кто знает, может, так оно и было.
Рила влюбилась.
Розы цвели у Рилы на щечках. В глазах горели крошечные живые огоньки, которые заставляли её любимого смеяться от удовольствия.
Прошло время.
Возлюбленный ушел от Рилы, и розы увяли: те розы, которые он не успел подарить в дни их любви, и те розы, которыми любовь украсила её лицо. Но Рила по – прежнему завтракала булочкой с маслом, пила витамины, чистила зубы, ходила на работу и смотрела перед сном какое‑нибудь кино. И даже если это была самая смешная комедия, лицо Рилы оставалось серьёзным и сосредоточенным, как будто в уме она решала математические задачи. В 11 Рила тушила свет, поворачивалась на бочок, засыпала и спала до утра, ей никогда ничего не снилось.
Как‑то вечером, когда Рила задержалась на работе и осталась в канцелярии одна, у неё отломалась нога чуть ниже колена. Оказалось, что Рила стала очень хрупкая – как глиняная игрушка, сделанная руками ребенка. Чтобы нога держалась как следует, пришлось примотать её скотчем, скрепить степлером и обернуть гладкой белой бумагой. Рила шла домой, прихрамывая.
С тех самых пор у Рилы каждый день что‑нибудь отваливалось. Она забывала в туалете пальцы и роняла куски своего тела в коридоре. В кабинете начальника Рила оставила часть левой ягодицы, а в переговорной локоть и ухо. Никто – ни друзья, ни коллеги Рилы – как будто не замечал, что она рассыпается.
Рила стала всегда носить с собой маленькую сумочку, в которой лежал клей, а также инструменты, с помощью которых она могла бы собрать себя в любой момент. «Что же будет, – думала Рила, – если однажды я разломаюсь на мелкие крошки – так, что уже не смогу собрать себя сама?»
И это случилось. Как‑то утром Рила ссыпалась на коврик возле двери кучкой коричневой пыли, похожей на землю. Только душа её порхнула бледным фисташковым облачком на небо, к Господу Боженьке. И Он обнял Рилу, обогрел, сказал ласково:
– Глупенькая Рила, разве ты не знаешь, что никого нельзя любить так сильно, слишком сильно, – никого, даже Меня?..