Влажная футболка липла к телу, сморщившись под лямками рюкзака.
— И правда, добрый, — ответил старик, кивая головой.
Когда-то светлая рубаха советского кроя, посеревшая от времени и пыли, заправленная в бесформенные штаны, свисала с торчащих ключиц чабана, дотягиваясь короткими рукавами до острых локтей.
— Расул сказал, где вас искать, — все еще часто дыша, начал я разговор.
— Сядь, отдохни. Времени много. Обо всем успеем наговориться. Старик улыбался, но за его улыбкой что-то скрывалось, — На вот, попей, — он протянул мне бурдюк.
— Спасибо, у меня есть вода, — я, скинув рюкзак с плеч, достал бутылку.
— Вылей! Не вода это. Одно название. Сейчас отару к водопою поведем. Там вода. Вон, гляди, какие здоровые. Шерсть на солнце блестит. Все оно силой напитывается природной.
Я взял бурдюк. Сделал несколько глотков. Вода, как вода. Старик внимательно смотрел на меня.
— Не чувствуешь пока. Научишься, — крякнул он, — как ты меня отыскал?
— Я же говорил, Расул, ваш сын…
— Нет, — перебил он, — вообще, как узнал?
— Фотография. Немецкая экспедиция. Я нашел записи участника. Лоренц Вернер. На одной из карточек вы. С обратной стороны подпись.
— Лоренц Вернер, — потянул Халид, — не помню такого. Но были там фрицы. Это правда. Искали. Нашли, — задумчиво копался он в своих воспоминаниях.
— Что нашли?
Старик поднялся, опираясь на кривую, годами полированную ветку.
— Тень опустилась. Животные пить хотят, — не ответив на мой вопрос, он заковылял в сторону стада, ведя под уздцы коня.
Я пошел следом. Сердце успокоилось. Багровый румянец спал с щек. Дышалось легко.
— Водичка то живая, — улыбнулся старик, глядя на меня.
Солнце садилось за гору. Яркое тускнело. Загорались первые звезды. Мир замер, провожая уходящий день.
Летняя кухня расположилась в низине стояночной поляны. Огонь под казаном потрескивал сухими ветками, обжигая копотью камни чабанского кострища. Запах мясного бульона дымно растекался по лужайке. Приземистые стены домика, сложенного плоским сланцем и покрытого косой, низко свисающей земляной крышей, выглядели игрушечно на фоне «Седла-горы», что высилась на севере, за ущельем. Изредка блеяли овцы, сбившись сплошным белым пятном на вытоптанной земле стойла.
Халид вышел из дома. Он нес в руке пучки сушеных трав.
— Дима, поставь чайник к огню да последи, как пар пойдет, снимай. До кипения не доводи. Кипяток убивает и плохое, и хорошее.
— Сами собирали?
— Ну а кто еще? — ухмыльнулся Халид. — С собой тебе дам, детям будешь заваривать, полезно очень для растущего организма. Ты когда, говоришь, самолет?
— Через четыре дня.
— Хорошо, хорошо. На ханской поляне цвет начался, самое время собирать. Может, завтра туда пойдем.
Халид крупно нарезал лук и бросил несколько жменей в бульон. Его движения были не по-старчески проворными.
— Голодный? — спросил Халид.
— Да, — не задумываясь, ответил я.
— Скоро готово будет. Почисть пока чесноку. Вон на столе сзади лежит. Лепешки натрем.
Еда получилась вкусная и сытная. Мясной бульон, вареное мясо и натертые толченым чесноком лепешки. Я с аппетитом съел две миски. Халид же ел не спеша, с легкой улыбкой наблюдая за мной.
Мы сидели у огня и пили чай. После еды разговаривать не хотелось. Вопросы, доселе крутившиеся на языке, на время перестали докучать своей назойливостью. Халид тоже молчал, отстраненно глядя как языки пламени лижут почерневший чайник.
Первым заговорил старик:
— Знаешь, Дима, я никогда не сомневался зачем это все, — старик повел головой, — просто знал… Все знают.
Халид говорил тихо. Мне вдруг сделалось неловко, точно я подслушивал чужой разговор.
— Счастье, Дима, в нем все, — Халид брал долгие паузы, словно обдумывая сказанные им слова. — Имам говорил, что счастье, оно здесь, — он коснулся своей груди, — здесь…
В костре щелкнуло, заставив меня вздрогнуть. Старик, казалось, не слышал.
— Вещи не делают нас счастливыми. Это обман. — повернувшись, он посмотрел на меня, словно ожидая что-то увидеть, но коротко кивнул и снова отвел глаза к огню. — Ты веришь в Бога? Я видел крест на твоей груди.
Я тронул рукой цепочку.
— Верить надо… — сказал старик. — А горы? — он улыбнулся. — ? В горах мы ближе к Всевышнему.
Я молчал, понимая что Халиду не нужны мои ответы.
— А города? — старик поморщился. — В них столько грязи… Разве в том счастье?
Мне хотелось спросить, но Халид жестом остановил меня.
— То, зачем ты пришел, оно вот, везде.