Можно бы эту тему дальше и забыть. Но у нас в нефтяном служил на военной кафедре такой подполковник Гулерман. Он параллельно кандидатскую писал по битумам и у отца в институте часто бывал. Вот он как-то, то ли желая Александру Сергеевичу полезным быть, то ли просто поддавшись национальной страсти давать всем советы без приглашения, подсказал ему, что-де: "Хоть Сергей от воинской повинности и освобожден, но лучше бы ему все-таки курс военной подготовки в ВУЗе пройти. Если не дай-бог война — так офицером лучше служить, чем рядовым-необученным". На самом-то деле, это неочевидно. В пехоте лейтенантская жизнь в наступлении три дня — так мне фронтовики потом говорили. Из маминой, скажем, школы две трети мальчиков в училища ушли — а вернулись с войны два сержанта, один рядовой да один полковник. Тот, правда быстро спился на гражданке — не выдержал жизни без войны, как кессонный эффект сработало.
В общем, насоветовал. Отец эти соображения до меня донес — а мне, собственно, все равно. Как-то и приличней получается. А то мы с ребятами на химзавод аппаратчиками работать вместе, в ВУЗ вместе, занятия сачковать вместе — а на военку они без меня пойдут. Даже и неудобно. Начал ходить, отложив сторону "белый билет". Оказалось не так и скучно. На всяких занятиях по тактике и т. д. лясы с преподавателями точим, а два курса даже полезными оказались. Про всякие масла и смазки и еще про насосы да счетчики получили то, чего в гражданских курсах почти и не было. Ну, съездили на сборы после четвертого курса, приняли присягу. Потом экзамены — получили звания младших лейтенантов запаса, и ладушки. Вот и учебе финиш, сели за дипломные работы. А у меня дополнительная задача.
Женился я тем временем. Съездил в Крым очередным летом — познакомились на пляже и к весне под венец. Однако учиться оба продолжаем в своих ВУЗах — она в МИСИ имени КВН, а я — Уфимском мазутном институте, как один наш джазист формулировал. Так и ездим: то она в Уфу, то я в столицу. А параллельно мой папа, пламенный большевик, энтузиаст и ненавистник Москвы с ее "оторванными от реальной жизни страны стилягами и министерскими бюрократами" все меня подначивает в Сибирь ехать, на 16-ый нефтехимкомбинат в Ангарске. Там у него дружок, профессор Оречкин, опытным производством заведует. Там, мол, мне и откроется дорога к настоящей науке, а не к конвейеру диссертаций. Не могу сказать, что я уж так во всем отцу в рот смотрел. В тринадцать лет на его вопрос: "Ты что, не понял, что я говорю?" — впервые ответил: "Да нет. Понял. Но не согласен".
Но в профессиональных вопросах! Если министр, который его лично недолюбливал, отца моего не выслушав, коллегию не закрывал. И операторы с нефтезавода, начальство не шибко уважающие, узнав, чей я сын, просили поклон передать. Фарид, мол, с термокрекинга, Александру Сергеевичу от всей души. На аварии-то вместе зимой пятьдесят четвертого!
Ну, и наслушался я отца, и выбрал себе не кафедру, как мне все советовали и куда довольно настойчиво приглашали, а Ангарск. Теперь, конечно, понимаю, что это глупость была. Молодую-то жену в ангарский химический котелок! А сынок бы как тогда, который через год родился?
Впрочем, это распределение все равно никакого значения не имело. Потому, что в середине апреля собрали нас всех на военной кафедре и обрадовали, что распределялись мы в виде разминки. А забирает нас всех к себе Министр Обороны Маршал Гречко. Укреплять Советскую Армию квалифицированными кадрами. Тут мой белый билет уже не действует, потому как офицер. Дал мне полезный совет подполковник Гулерман! Вот как после этого антисемитизму удивляться?
Правда, что быстро оказалось — призывают все-таки не всех. Самому моему за много лет близкому приятелю моя жена до сих пор не может простить одной фразы тогдашней: "Вы служите, а мы подождем". У кого слабое оказалось здоровье, чего от кандидата в мастера спорта как бы не сразу ожидаешь. У кого письмо с кафедры с просьбой об отсрочке. А кто и просто к тому моменту женился на дочке первого секретаря Уфимского горкома партии. Остаемся с нашего технологического факультета мы втроем — я, дружок мой Ванечка Фризен, здоровенный оренбургский немец, и Вова Чариков. Вова у нас со станции Абдулино, младший из десяти братьёв, и про двоих из старших сам он говорил, что те — хулиганы. В смысле по 206-й сидели. Между прочим, Чариков потом в армии прижился, единственный из нас всех в кадрах остался, всю жизнь мечтал до лампасов дослужиться, в Афган за ними ездил — но все полковником жил. Выручила Вову Беловежская пуща — в отставку он белорусским генералом ушел. Я его, правда, укорял, что он в Таджикистан не поехал — мог бы маршáлом стать. Ну, он на мои подковырки коротко отвечает. В смысле, в армейском лексиконе. Надо, однако, сказать, что из УНИ кроме нас троих технологов в ряды еще около двадцати парней с горного факультета пошли.