В общем, жизнь в поселке кипела. Открывалось столько мест для служащих советской Армии, что все нашли себе работу. Ну, и офицеров хватало. Для них уже строились в центре Березовки две хрущобы вполне с коммунальными удобствами, что тут было новостью. Да и у нас на складе наконец построили двухэтажный дом из силикатного кирпича, где и мне на втором этаже дали квартиру. Дом был по стандартному советскому проекту, с комнатой для ванны и туалета. Вот только подвода ни воды, ни канализации не было, так что это просто была дополнительная «темнушка». Я ее украсил своими сапогами — два угла под хромовыми, два под кирзовыми. Ну, а сортир, как и положено, был из полуторадюймовых досок в ста метрах от подъезда. Электричество, правда, было. Ну, отопление печкой, для которой надо приносить из сарая райчихинский бурый уголь и дрова на растопку. Уголь этот, если вы не сталкивались, славен тем, что из килограмма получается не меньше ведра золы. Мне его по приказу командира выдали на первый случай мешок плюс полмешка дров, а дальше надо покупать то и другое на складе, благо машина для перевозки не проблема.
Тут я задумался. Вообще-то предполагалось, что жена моя остается в Москве до родов, предполагавшихся в начале апреля, а потом через несколько месяцев приедет с дитём ко мне. Но не в такие же условия! Сам-то я мог как-то тут жить. Воду приносил в ведре из колодца, до туалета тоже можно добежать, мусор и, грубо говоря, помойное ведро можно отнести к соответствующей яме. Готовить есть электроплитка. Чаю, сахару, картошки, луку и тушенки я купил в Военторге и у жены нашего сверхсрочника Володи. С ней же договорился о стирке белья. Ну, а я человек, вообще говоря, не особенно прихотливый. Утром стакан чая и кусок хлеба с маслом, днем суп из тушенки с картошкой и луком, вечером толченая картошка с тушенкой, ну, плюс иногда стакан.
С этим как раз проблем не возникало. Тут мне сильно помогло высшее образование. Когда наш сверхсрочник Коля, как я с гордостью говорил — единственный еврей-сверхсрочник Советской Армии, знакомил меня с хозяйством склада, то я обратил внимание на две десятикубовых цистерны — одна с гидролизным спиртом, другая с т. н. «медицинским». Спирт у нас получали в основном летчики, как я понимаю, для оттаивания стекол в самолетах. На них, как и на других цистернах, стояли огнепреградители. Это так сделано, что емкость соединена с атмосферой через трубу, на которой стоит бачок, заполненный песком. Чтобы, не дай бог, молния или еще что, так огонь бы не попал внутрь.
В службе снабжения горючим есть понятия «большого и малого дыхания». Большое происходит, когда вы закачиваете в цистерну бензин или, как в данном случае, спирт. Он же испаряется и воздух уходит в атмосферу вместе с парами вашей жидкости. Соответствующее количество списывается как потеря. Малое происходит каждый день. Когда днем цистерна и ее содержимое нагреваются, то часть воздуха уходит наружу, ну, а ночью при охлаждении, соответственно, входит внутрь. Тут тоже потери. Намного меньше, но зато каждый день. Тоже, конечно, списывается, для обоснования надо считать по температуре воздуха ночью и днем на эти сутки.
Тут я задумался. Меня все же учили курсу «Процессов и аппаратов», которого в Ульяновском военном училище, конечно, не было. Что ж, думаю, тут можно сделать? Надо бы ввести какое-то сорбционное сопротивление между цистерной и атмосферой. Тогда «выдыхаемый» воздух будет оставлять часть спирта на сорбенте, а «вдыхаемый», соответственно, забирать из сорбента и нести внутрь.
Что у нас там работает как сорбент для паров спирта? Лучше всего, конечно, активированный уголь, но его нельзя же ставить в огнепреградитель. Остановился я на силикагеле, тем более, оказалось, что у нас на складе есть. По первой прикидке, потери должны уменьшиться раза в три. Вот это все я и изложил Коле. Тот обрадовался: «Вот, мол, подадим с Вами рацпредложение, получим по двадцать пять рублей». Все же он был детдомовский, национальной традиции сообразительности в нем не было. Я эту идею немедленно прекратил и строго наказал ему не говорить на эту тему ни командиру, ни зампотеху. Сделали мы с ним эту операцию вдвоем в воскресенье, когда зампотех уехал с женой Любочкой на мотоцикле к ее родне, а командир после обеда был не вполне в сознании, дремал у себя дома у телевизора.