Когда мы в Каире пересели на рейс в Англию, Лидия всю дорогу боялась, что наш самолет вот-вот упадет. Места у нас были прямо у крыла. Чуть привстанешь — и видно, как крыло все трясется. И совсем не страшно. Если самолет разобьется, возле крыла безопаснее всего, здесь он самый прочный. Так папа сказал. А тряска — явление нормальное.
Я:
— Гляди, гляди, как дрожит! Сейчас отвалится!
Лидия:
— Хватит!
Мама:
— Харрисон! Немедля перестань молоть языком и пристегнись!
Крушения так и не случилось. Даже ерундовского. А здорово было бы.
Возвращаюсь из школы, а у дома полно полицейских. На двух машинах приехали, рыщут по кустам, перетряхивают урны, будто потеряли что. И тетка среди них. Только одета, как дядька. Трехнуться можно. В форме полицейской, штанах, все как полагается. Детей расспрашивает и, пока не ответишь, домой не пропустит. Круто. А вообще женщина-полицейский — это клево. Хоть поговорит с тобой вежливо, а не сразу по башке.
Гопник:
— А можно наручники посмотреть? Я себя плохо вел, наденьте мне колечки…
Женщина-полицейский:
— Гляди!
Она все приставала к нам насчет мертвого пацана. Где он был в тот день, и не цеплялся ли кто к нему, и не бросилось ли нам в глаза что-нибудь странное. Нет, говорим. Ничего не видели, ничего не знаем. И рады бы помочь, да нечем.
Дин:
— А зацепки у вас есть?
Я:
— На свитере, что ли?
Дин:
— На преступников, чучело.
Женщина-полицейский:
— Мы над этим работаем.
Дин:
— Узнаем что-нибудь, сразу эсэмэску кинем. Давайте номер.
Женщина-полицейский:
— Ну ты, парень, нахал.
Полицейские потолклись-потолклись и свалили. Харви кидался на боковое зеркало на полицейской машине, откусить хотел. З-Омби его нарочно науськал. А Убейца с Шиззи помогали, дразнили пса. Пока кто-то из копов не брызнул ядом из баллончика в морду собаке. Людей-то он только ослепляет, зато собак убивает в пять секунд.
Я:
— А я знаю, где убили пацана, там все в крови.
Дин:
— Вот бы посмотреть.
Лидия:
— Да ни за что!
Я:
— Не придуривайся. Тебе тоже хочется. Представляешь, целая река крови, хоть ныряй.
Лидия:
— Вот только не гони. Мозг включи.
А я бы нырнул. Достал бы до дна, а потом вынырнул. Я умею долго не дышать, не захлебнусь. А если я жив, значит, и мертвый пацан как бы с нами. Открою глаза, вдохну глубоко-глубоко, а в воздухе — он. Нарочно стараюсь не дышать, чтобы почувствовать, как кровь бежит, — но ничего не чувствую. Если бы я знал, что через пять минут истеку кровью, точно придумал бы, чем заняться. Наелся бы до отвала китайского риса, пописал на облако, рассмешил Агнес. Состроил бы ей рожу: глаза в кучку и языком кончика носа касаюсь. Когда знаешь, сколько осталось, можно подготовиться. А так несправедливо получается.
Барабанная дробь — мои любимые два слова на сегодняшний день. На уроке музыки мы играли на барабане. Чтобы получилась дробь, надо быстро и громко колотить двумя палочками. Звук получается похожий на эти самые слова: «барабанная дробь». Прикольно.
У большого барабана, его еще зовут бас-барабан, есть педаль, на которую ногой надо давить. Просто чума. Обычно все стучат в барабан слишком сильно, будто хотят расфигачить. А я стараюсь бить потише, так, чтобы он сам звучал. Я показал Поппи Морган, как двигать ногой, чтобы не выбиваться из ритма. Это легко, надо просто считать про себя до четырех и на счет «раз» жать на педаль. Вот так:
1 2 3 4
1 2 3 4
Повторяй, пока не выйдет как надо. А если хочешь ускорить ритм, дави на педаль на счет «раз» и «три».
1 2 3 4
1 2 3 4
Правда, тогда получается очень уж быстро, словно из штанов выпрыгиваешь. Когда я показывал Поппи Морган, как играть на большом барабане, то нечаянно понюхал ее волосы. Они медом пахли. Волосы у Поппи Морган желтые, как солнце. А когда она улыбнулась мне, внутри все так и скрутило, непонятно почему.
С моего балкона видно только парковку и мусорные баки. Реку не видать, деревья заслоняют. И дома, дома… Длинные, точно змеи. А в домиках поменьше живут старики и малахольные. Так мама Джордана называет тех, у кого с головой не в порядке. Кое-кто таким и родился, а кое-кто слишком много пива пил. Некоторые с виду вроде и нормальные, только не могут сложить два и два и говорить нормально не могут.