Да, сладостной, продуманной системой издевательства, членовредительства и унижений человеческого достоинства были пронизаны и пропитаны наши доблестные вооруженные силы. И что уж та насекомая солдатня — даже жена старлея не моги развесить просушивать белье на веревке, где вешает белье капитанша. Потому как веревка капитанши более выигрышно ориентирована к солнечному свету.
Но, как писал автор в зловредном и ненужном народу романе "Проконтра" — все кончается, даже зубной порошок в коробочке у соседей. Состоялся акт комиссации не на поле брани повредившегося шофера: "В мирное время негоден, в военное время ограниченно годен к несению нестроевой службы в тылу".
Только — улита едет, когда то будет. Дожидаться документов на дембель нужно в своем полку. Хотя — никакой радости не проявил комсостав, что нашего полку прибыло. А хорошо бы, учитывая разлагающее влияние этой бандитской морды на солдат — чтобы нашего полку опять убыло.
Ах, на страницах романа "Асан" не отражено ни единого всплеска солдатского счастия. Тогда как оно бывает, бывает. Прямо-таки в разрезе песни неувядаемой Пугачевой — "Три счастливых дня было у меня". Так вызрело решение отправить комиссованного во Львов — сопроводить оттуда в полк вагон продовольствия. А если, учитывая всеобщую голодуху окрест, на каком-нибудь полустанке, добывая провиант, сопроводителя зарежут бандеровцы — так туда ему и дорога.
Для острастки учебный карабин с рассверленным патронником выдан был мне — и трое суток влачился состав. Множество украинских молодаек, охочих до макаронных изделий "ушки", доезжало в вагоне от полустанка до полустанка. Благо, отозванному в армейский футбол — не ширяли вратарю, как прочим новобранцам, принудительные антиэректильные уколы. Да, в беспамятстве как снопы валились солдатики от этих уколов, зато надолго переставали им сниться девочки без трусов, а только переход Суворова через Альпы и штурм рейхстага.
В значительной степени измельченными по верхнему ряду мешков доставил я "ушки" в полк — и здесь другую, лишь бы с глаз долой, определили мне ссылку: в Паурск, на бомбовый полигон. Где всего-то заботы при учебных ночных бомбежках и стрельбах — влезать на столб и зажигать там ведро с пропитанной керосином паклей да расстилать брезенты, закрашивая следы старых пулевых пробоин, дабы инспекторы от ВВС могли определять новые у сдающих на классность летчиков. (Тут хоть криком кричи, но люди из нынешних писательских орд сплошь и рядом называют гражданских пилотов — летчиками, а военных — пилотами. Тут хоть волком вой, а люди от писчебумажности не научатся всякое несчастье, где погиб хоть один человек, называть катастрофой, а всё прочее — авариями.)
А хочется летчику сдать на первый класс, чтобы повысили в звании, дали большее жалованье. Подобным образом увлекся один, войдя в пике для расстрела брезентов — и не вышел он из пике на своей сверхзвуковушке, лишь огненная трубка вылетела из земли — фу-ук! — и всё. Была на этот счет комиссия, и жег я ночью костер поминающим погибшего большим чинам, в куртках-кожанках, сродни тем. что получали в войну летуны по ленд-лизу вместе с "аэрокобрами". Тогда, судя по синим лампасам генерал, сказал мне:
— Подь сюда, сынок. Стакан примешь?
— Так точно, товарищ генерал
— Вон как лихо опростал. Впитой, что ли?
— Так точно, товарищ генерал
— Ну, рвани и второй за майора. Жми отдыхать.
Это особь статья, начсостав ВВС и вообще летчики. У писателя Василия Аксенова сочно, тропическими красками обрисован бывший военный летун, тяжкими жизненными обстоятельствами выброшенный в бомжи, на обочину жизни. И кореш его по бомжеванию говорит товарищу: как это такое в тебе сохранилось, что во всём-то ты человек, не угнездилось в тебе ожесточения… На что отвечает бывший ас: да эка невидаль. У нас, у воздухоплавателей, у всех такое. "ЭТО У НАС ОТ ВИБРАЦИИ ГОРЯЧЕГО МЕТАЛЛА"
Так допротекали мои армейские дни в Паурске. Здесь в руки мне попал столь вожделенный по первым месяцам шагистики и унижений автомат. Нет, не "калаш", а военных лет ППШ, и ларь патронов к нему, военных лет, покрытых патиной, но еще хоть куда. С этим ППШ по болотам я тропил кабанов для пропитания нашего малого гарнизончика. Но уже без радости глядел я на этот автомат, потому что поздно он попал ко мне в руки. Без бахвальства сказать — ко многому в жизни я был резистентным. Я переносил 60-иградусный мороз в Чегдомыне. 55-иградусную жару в Чили-Чор Чашме. Я перенес отказ нескольких водномоторников на Икше, не давших мне казнить через повешение двух выродков, изнасиловавших студентку. В Уэлене я перенес даже отказ секретаря райкома Вали Ивакина на покупку третьего ящика одеколона "Гвоздика" для продолжения радостной встречи с моими чукчанскими друзьями. НО СОВЕТСКУЮ И РОССИЙСКУЮ АРМИИ Я ПЕРЕНОСИТЬ НЕ МОГУ. Что — карабин СКС? Да, самозарядный он и скорострельный. Но в обойме всего десять патронов. И во время полкового смотра, когда все они на трибунке — разве их всех раскассировать мне из карабина — полковника Коротаева, подполковника Мохорова и иже с ними? На четвертом выстреле, да второпях сумей произвести их прицельно — меня пристрелят. А с автоматом, да при двух рожках, да в каждом тридцать патронов — милое дело. И, как у дурковатого маканинского Алика, бессознательного истребителя отцов-командиров, не возникло бы у меня перед глазами оранжевых дисков и мистических клиньев.