Даже беглый взгляд на историю науки показывает, что она может с успехом существовать в весьма различных типах культур, таких, например, как Греция VI–IV вв. до н. э., арабские страны X в., Италия XVI в., Россия XVIII в., Япония конца XIX в. Можно вспомнить и о том, что научность отнюдь не была основой мировоззрения тех, кто заложил фундамент новоевропейского естествознания. Как раз сейчас оживленно обсуждаются вопросы о влиянии астрологии, алхимии, герметизма, магии, различных мистических учений на формирование взглядов ведущих ученых этого времени, причем не только Дж. Кардано или Парацельса, но и Кеплера, и Ньютона{13}.
При всем внимании к социальному и культурному контексту, в котором развивалась греческая наука, и осознании его глубокого своеобразия не следует упускать из виду то важное обстоятельство, что наука как вполне определенный способ познания мира обладает значительной автономией. В сущности это и позволяет нам видеть гораздо большее внутреннее родство научных теорий и методов, возникших в разные периоды и в разных цивилизациях, по сравнению с другими культурными феноменами.
Нам представляется, что рассмотрение с этой позиции раннепифагорейской науки позволит избежать как модернизации, т. е. придания научного статуса тому, что наукой еще не являлось, так и архаизации (кстати, более распространенной в современной литературе), т. е. растворения зарождающейся науки в мифе, религии, спекулятивной философии, политическом красноречии — во всем том, с чем она соприкасалась, но чем никогда не была.
Биография Пифагора: источники, факты, легенды
Едва ли не самые частые эпитеты, в окружении которых фигурирует имя Пифагора на страницах популярных да и многих научных работ, — это «легендарный», «полулегендарный» или даже «полумифический». У читателя, незнакомого с источниками, может создаться впечатление, что биография Пифагора действительно состоит из легенд и что мы знаем о нем столько же, сколько о Гомере или Ликурге, само существование которых до сих пор подвергается сомнению. Однако реальное положение дел совсем иное.
Хотя в традиции о Пифагоре исторические факты с самого начала тесно переплетены с фантастическим вымыслом, отделить одно от другого — это, пожалуй, не самая трудная задача. Гораздо сложнее среди сведений, выглядящих вполне правдоподобно, выделить реальные события жизненного пути Пифагора. Именно здесь мы сталкиваемся с наибольшим количеством контроверз, которые, впрочем, сопровождают исследование жизни и творчества каждого из досократиков. Как правило, нам неизвестны ни точные даты их жизни и смерти, ни основные этапы их биографии. Пифагор в этом смысле вовсе не исключение, скорее наоборот: о его жизни мы знаем намного больше, чем о любом современном ему философе, будь то Фалес, Анаксимандр, Анаксимен или Ксенофан. Огромная слава Пифагора сослужила ему двоякую службу: сделав его имя притягательным для легенд, умножавшихся от века к веку, она в то же время позволила донести до нас память о реальных событиях того времени.
Источники
Уже от V в. до н. э., в начале которого умер Пифагор, о нем дошло больше свидетельств, чем о любом другом философе, — например, имена Анаксимандра или Парменида вообще не упоминаются в литературе того времени. О Пифагоре говорят его современники Ксенофан и Гераклит, в середине века — историк Геродот и философ Эмпедокл, его имя встречается у поэта и философа Иона Хиосского и писателя Главка из Регия{14}.
Об исключительной популярности Пифагора свидетельствуют монеты с его изображением и надписью *********, выпущенные в 430–420 гг. до н. э. в Абдерах. Для V в. до н. э. это случай беспрецедентный и не только потому, что изображения философов на монетах появляются гораздо позже и, как правило, в их родных городах: перед нами первый портрет на греческих монетах, во всяком случае, первый подписанный портрет{15}.