В другой пометке указывается, что и разделение с родителями имеющегося материала, и чередование собеседований создавали условия для предотвращения монополии на данный материал, и тем самым для свободного развития отношений пациентки со своими родителями в ходе целостного терапевтического процесса. Читатели должным образом оценят тот факт, что в случае с «Пиглей» речь идет о родителях — профессионалах, знакомых с психотерапией. Их участие имело первостепенное значение для итогов этой работы.
Терапия проводилась в течение двух с половиной лет, причем встречи происходили не часто. В перерывах между ними пациентка зачастую отправляла весточки и рисунки в письмах своих родителей, тем самым сообщая доктору Винникотту, как она себя чувствует. Чрезвычайно важным для решения данной терапевтической задачи было то, что непосредственные встречи организовывались по просьбе ребенка, и эта техника имела исключительное значение для поддержания отношений. Интенсивный перенос сохранялся в течение всего курса и в конечном счете был разрешен трогательным и убедительным образом к взаимному удовлетворению.
Клэр Винникотт,
Р.Д. Шеперд
Комиссия по изданию трудов Винникотта
Вступительное слово редактора
Представить настоящую книгу ныне покойного доктора Дональда В. Винникотта для меня — привилегия и честь. Он написал этот проникновенный и завораживающий клинический документ и отложил его за несколько лет до того, как решился представить его каким-либо читателям, кроме г-жи Клэр Винникотт и родителей своей маленькой пациентки. Я узнал о рукописи во воле случая, устроить который мог только такой человек, как Винникотт, за полтора года до своей смерти в 1971 году. Записи наших продолжительных дискуссий с ним в течение лета 1969 года и наша последующая переписка в целях содействия ему в подготовке книги к изданию послужили мне ориентиром при ее редактировании. Многое из того, что только он мог сделать и намечал сделать, если бы у него хватило времени пересмотреть некоторые отрывки и раскрыть краткие пометки, останется несделанным, дабы сохранить данное произведение в той форме и том стиле, которые изначально установил для него Винникотт. Однако и в том виде, в каком он сделан, ему, вероятно, суждено остаться красноречивым примером редкой клинической проницательности и бесценной иллюстрацией теории и техники одного из выдающихся и творчески мыслящих мастеров психоаналитического лечения ребенка в действии.
Видимо, следует сказать несколько слов о самом Винникотте, особенно для тех читателей, которым, возможно, не довелось познакомиться с его биографией. Будучи сыном типично английских родителей, выросшим в благоприятной среде, Винникотт получил медицинское образование, когда ему было немногим более двадцати лет. Он начал свою карьеру педиатра, работая врачом в Детской больнице Пэддингтон Грин в Лондоне, где в течение примерно сорока лет, по его подсчетам, наблюдал около 60000 матерей и детей. Вскоре после того, как Винникотт стал практикующим педиатром, он обратился к Эрнесту Джонсу*, который направил его на психоанализ к Джеймсу Стрэчи. Вспоминая об этих годах, Винникотт пишет: «В то время я начинал работать врачом-консультантом по педиатрии, и вы можете себе представить, как увлекательно было изучать бесчисленные истории болезни и получать от необученных родителей из „больничных классов“ все необходимые подтверждения психоаналитических теорий, которые обретали для меня смысл в ходе моего собственного анализа. В то время больше не было ни одного психоаналитика, который был бы одновременно и педиатром, и поэтому в течение двух или трех десятилетий я был одиночным явлением»*.
Слава и всемирная известность пришли к доктору Винникотту в течение последних пятнадцати лет его жизни. Он не основывал своей школы и не возглавлял никакой группы последователей, которые пропагандировали бы его теории. Он завоевал признание своей скромной, но непосредственной манерой и простым, но неповторимым стилем, в котором представлял свои выводы. В письменной и устной форме он давал яркие примеры своей фактической работы — убедительные свидетельства своих выводов — научным кругам и журналам для специалистов по психиатрии и психоанализу, а еще чаще — гораздо более широким кругам родителей, социальных работников, учителей и всех людей, имеющих какое-либо отношение к воспитательным, психиатрическим и детским лечебным учреждениям. Винникотт внес свой исторический вклад в науку о природе человека благодаря окрытию значения того, о чем люди давно знают, не сознавая или не учитывая значения этого знания для развития и формирования человека. Даже не доведенная до последнего дня библиография его опубликованных книг и работ содержит 190 названий**. Чтобы вкратце обобщить хотя бы главные темы такого объемного вклада потребовалась бы целая книга, но изложение его сути можно почерпнуть из введения Масуда Хана к новому изданию собрания сочинений Винникотта «Через педиатрию к психоанализу»***.
Будучи одним из моих наиболее уважаемых учителей, Дональд Винникотт в течение почти двадцати лет был для меня другом и консультантом. Поскольку каждый раз, отправляясь на Международный психоаналитический конгресс в Европе, я обычно проезжал через Лондон, в июне 1969 года я написал Винникотту и спросил, не найдет ли он время для встречи и беседы до того, как мы оба окажемся очень заняты подготовкой к мастерским, предшествующим основной программе конгресса. Он быстро мне ответил, предложив провести вместе вечер по моем приезде в Лондон. Но в тот же день я получил от него еще одно маленькое письмо, в котором говорилось:
«У меня для Вас есть новость. Вы этого не знаете, но 22 июля с 14:30 до 16:14 Вы будете моим супервизором перед лицом всех гостей, которые соберутся на мастерской перед началом конгресса!
Дело в том, что из-за моей болезни некоторым моим студентам пришлось обращаться за супервизией к другим и у меня как раз сейчас нет студента с очень хорошим клиническим случаем для моей супервизии. Поэтому я попросил разрешения на супервизию, в которой объектом выступаю я сам, и прошу выполнить эту работу Вас.
Я представлю час психоанализа ребенка. Возможно, Вы найдете его довольно ужасным в качестве психоанализа, но это должно вызвать дискуссию. Я ожидаю это событие с энтузиазмом. Когда мы встретимся, я ознакомлю Вас с чем угодно еще, что Вам нужно знать, если необходимо. Я очень надеюсь, что Вы просто сделаете это».
Вскоре после моего прибытия в Лондон, как-то вечером, после роскошного ужина, который нам приготовила Клэр, Винникотт рассказал мне о намеченном на 22 июля мероприятии, предложенном Британским психоаналитическим обществом, предшествующем основной научной программе конгресса. Когда я спросил, нет ли каких-либо заметок, которые я мог бы прочитать, чтобы ознакомиться со случаем, он полусерьезно сказал, что мне не нужно тратить время на подготовку и забивать голову какими бы то ни было деталями, кроме тех, которые он собирается представить и на которых я смогу основывать свои супервизорские замечания и вести открытую дискуссию на встрече. Лишь после обмена шутливыми репликами он вручил мне полный текст случая, отпечатанный на машинке, сказав при этом, что он еще не решил, какую часть представит аудитории.
Вернувшись в гостиницу, я, обеспокоенный возможной перспективой разочарования аудитории тем, что не Винникотт будет выступать с супервизией, а вместо этого сам будет объектом супервизии со стороны менее известного коллеги, наспех перелистал страницы рукописи, чтобы узнать что-нибудь о ее содержании и понять, как может пойти дискуссия после ее представления. И тут я понял, что напал на клад. То, что я прочел, вызвало во мне такое волнение и восторг, которые развеяли всю мою обеспокоенность и настроили меня на радостное ожидание предстоящего события. Эта рукопись и предлагается читателю в настоящей книге.