– А говорила – ботаник… филолог… Нормальный парень! Всё поймёт…
В общем, несмотря на брошенный матерью странный взгляд, Лёня счёл за лучшее не рассказывать пока про попугая. Если б мать была одна – другое дело. А так… засмеют. Уж лучше он дождётся, когда её друг уйдёт, тогда и скажет. Но дело повернулось совсем неожиданным образом. Когда они дружно попили на кухне чай, мать вдруг сказала, смущаясь и краснея (что для Лёни было и вовсе – диво дивное!):
– Сын, ты уже совсем взрослый, самостоятельный стал… Как ты посмотришь, если я у Владимира Сергеевича пока поживу? Справишься без меня? Обеды я тебе, конечно, буду завозить.
Лёнины мысли просто устроили чехарду! Это что – он один будет жить – сам себе хозяин?! И мать ещё спрашивается – у него?! От таких новостей Лёня чуть не пошёл плясать вприсядку вокруг стола. Но вовремя опомнился – а то мать обидится ещё! – и скромно ответил:
– Конечно, мама! Я буду рад… то есть, делай, как тебе удобнее! Я справлюсь…
Мать опять странно посмотрела, но время для разговоров было явно неподходящее, так что она сказала только «Ага» и пошла собираться.
Вечером Лёня сплясал-таки «джигу» на кухне – от избытка чувств. А Гораций прокомментировал этот танец одним из своих старых словечек – тоже, наверное, от избытка чувств. Тогда юноша взял книгу и стал читать попугаю «Илиаду». И тот сразу замолчал.
Итак, всё устроилось как нельзя лучше. Время шло. Лёня продолжал воспитывать попугая. Читал ему вслух стихи и болтал без стеснения о чём угодно, не боясь быть услышанным. Любимые строки мог повторять по многу раз. Для филолога это – одно удовольствие. Понемногу лексикон Горация менялся. Как и предполагал молодой человек, новое вытесняло старое. То есть, выучивая всё новые слова, попугай забывал те, которых он давно не слышал.
Теперь от Гòры запросто можно было услышать: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…» Потом попугай останавливался и повторял в раздумье: «Су… су…», будто бы припоминая, что было там когда-то и другое слово, вспомнить которое он никак не мог. А поскольку со стороны нового хозяина он не встречал в этом ни помощи, ни поддержки, то просто махал крылом на прошлый опыт и целиком отдавался новому.
Лёня был последователен. Раз он принял когда-то решение – для них обоих – перестать быть «страшненькими», то должен был этому решению следовать. И если с Гòрой он уже преуспел, пора было приниматься и за себя. Поэтому Лёня пересилил свою лень и страх перед физкультурой и стал ходить в спортзал. Результаты и там не заставили себя долго ждать.
– Нюхом чую, твой сын влюбился, – сказал как-то Владимир Сергеевич Лёниной маме. – Вот увидишь, я прав. Девушка у него появилась.
– Да попугай у него появился, а не девушка, – вздохнула та. – В курсе я…
Собственно, они оба были правы. Лёня действительно не мог забыть девушку в жёлтом пальто, бывшую хозяйку Гòры. И хотя по его объявлению так никто и не позвонил, он не оставлял надежды как-нибудь встретиться с ней в метро. Лёня не просто мечтал, но и кое-что делал для этой встречи. Только это было его тайной за семью печатями.
Так как девушка его мечты покинула вагон на станции метро «Красносельская», молодой человек имел основания предполагать, что с этим местом её что-то связывает. А значит, рано или поздно она снова появится на этой станции. Надо только иметь терпение и подождать. И Лёня завёл такую привычку: почти каждый день – если только не было каких-то очень срочных дел – он пару-тройку часов проводил на «Красносельской». Приходил, садился на единственную лавочку (она была как раз напротив того места, где он тогда, в конце сентября, первый и последний раз увидел девушку в жёлтом пальто), ставил радом с собой большую чёрную сумку и расстёгивал молнию – чтобы Горацию не было скучно и страшно в темноте. Потом вставлял в уши наушники и слушал лекции – не терять же время впустую! – не забывая при этом зорко следить за прибывающими поездами и снующими пассажирами. Вместо выброшенной картонной коробки он давно приобрёл попугаю переносную маленькую клетку, которая как раз помещалась в чёрную сумку. Так что птица была устроена с относительным комфортом и скоро привыкла к этим посиделкам в метро. Иногда Гòра даже передразнивал голос диктора: «Осторожно, двери закрываются…»