Пугающая мысль поразила меня. А что если я буду давать свидетельские показания, по-прежнему находясь в таком специфическом состоянии диссоциации? Смогу ли я понимать задаваемые мне вопросы? Будут ли сам вопрос и ответ иметь для меня смысл? Смогу ли я просто стиснуть зубы и вынести допрос без посторонней помощи?
Я подумал, что надо бы ответить на эти вопросы, послушав радио; может, оно поможет мне определить геометрию странного измененного места, в котором я оказался.
Включив радио, я сразу поймал концерт для фортепьяно из поздних произведений Моцарта. Я воспринимал музыку совершенно естественно. Звездная красота без малейшего следа разрозненности. Отлично, подумал я, а теперь найдем новости и послушаем слова.
За первую минуту прослушивания информационной волны на меня вылились сообщения о времени, о погоде, реклама транспортных услуг и отчет о состоянии дел на фондовой бирже. У меня было такое чувство, словно у меня в руке были карты для игры в покер, и каждая из них была разной масти и разного достоинства. Все услышанное не имело для меня смысла.
Я не горел желанием поскорее оказаться под энергичным перекрестным допросом на месте свидетеля в суде. Может, все дело было в беспрецедентном падении уровня сахара у меня в крови. Я с жадностью съел пару апельсинов и начал готовиться к поездке в город. Я принял душ (все прошло нормально), подобрал подходящую рубашку (а вот это было нелегко) и нашел приемлемые элегантные сандалии.
Могу ли я сесть за руль? Мне предстояло это выяснить.
Как оказалось, я вел машину безукоризненно. Совсем другое дело — разобраться в запутанных лабиринтах подземной парковки в центре города. Но мне удалось вызвать правильную процедуру парковки из аварийного банка памяти и поставить машину без сучка и задоринки.
Все еще думая, что все дело в уровне сахара у меня в крови, я присел перед буфетной стойкой и заказал высокий стакан апельсинового сока.
Постепенно и незаметно вещи начали возвращаться в свое обычное состояние. Мое тело медленно поворачивалось обратно на девяносто градусов, и север с югом заняли привычные места. Я стал все больше и больше понимать, что сегодня понедельник, девятнадцатое июня, потому что вчера было воскресенье. Завтра, конечно же, наступит вторник.
К часу дня все было почти в порядке. В порядке? Да, в порядке. Я чувствовал, что, когда окажусь на свидетельском месте в зале суда, то все будет под контролем. Так и оказалось.
Что же это было такое, думал я впоследствии? Подобно птице с большими крыльями, я парил над многими вещами, казавшимися мне бессмысленными, и все же на каких-то уровнях мой разум работал правильно. Я находился в этом — «фуговом» — состоянии около пяти часов.
Потом я еще дважды попадал в точно такое же состояние, но оно длилось меньше. В самом последнем случае «фуговое» состояние продолжалось у меня всего лишь двадцать минут.
Наверняка кто-нибудь заметит: «Может, некоторые клетки у него в мозгу сгорели начисто в результате многочисленных экспериментов с наркотиками!»
Но эта мысль не выглядит логичной. Если так, то как эти клетки могли восстановиться за два-три часа? Профессиональные нейрохимики скажут, что эти клетки никогда сами не восстанавливаются.
Флэшбэк, как я уже сказал, — тоже не очень хорошее объяснение, поскольку в этом случае о явной травме речи не идет. «Фуговое» состояние обладает качествами, отличающими его от любого наркотического опыта, пережитого мной.
Могла ли быть всему виной гипогликемия? Не думаю. Во время остальных двух случаев я не обратил никакого внимания на уровень сахара в крови.
На мой взгляд, подобное состояние может быть элементом нормальной жизнедеятельности мозга. Возможно, те, кто испытывал такие необычные ощущения, приписывали их стрессу или недосыпу, или большому количеству алкоголя, выпитого прошлой ночью. Ясно, что делать в таком случае, — позвонить боссу и сказать, что приболел, а потом лечь спать, пережидая это состояние.
Быть может, где-нибудь в лесной глуши Айдахо ходит человек. Он гуляет по своему лесу, по своей земле, но внезапно осознает, что знакомая местность стала вдруг чужой. Он почувствовал себя чужестранцем в этом лесу, принадлежащем кому-то или чему-то другому. От вставших дыбом волосков у него начинает покалывать в шее. Он разворачивается и возвращается домой.
Я убежден в том, что этот феномен — «фуговое» состояние — человек унаследовал от человекообразных животных.
И на каком-то очень глубоком уровне я понял, что это состояние (в котором я, слава Богу, пребывал не так долго) может быть повседневной реальностью для какого-нибудь парня с улицы.
Эта мысль рождает у меня чувство безмерного сострадания.
Предвкушаю свой четвертый опыт. Судя по предыдущим случаям, следующая фуга должна наступить лет через пять и продлиться всего-навсего несколько минут. Этого времени очень мало, чтобы проделать эксперименты со словами и вызванными ими ассоциациями, а также с обратным счетом, но я попробую сделать и то, и другое. Меня сжигает любопытство.
Глава 38. Кризис (Голос Элис)
Это рассказ о сильном изменении сознания. Наверное, это случилось потому, что для этого пришло время.
Все началось во второй половине воскресного дня, в ноябре, в середине восьмидесятых. Шура работал в своем кабинете, а я была в спальне. Я собиралась разобрать кучу собственного накопившегося хлама — одежду, пояса, чулки, фотографии и старые журналы. Все эти вещи ждали, когда их положат на место. Этот хлам был символичным и напоминал мне о той стороне моего собственного «я», которую я ненавидела лютой ненавистью. Она была рассеянной, неорганизованной и любила тянуть время. Я не была уверена в том, что было хуже, — смотреть на этот кавардак или бороться с ленивой вялостью, всегда охватывавшей меня, когда я пыталась взять себя в руки и навести порядок.
Я понимала, откуда взялось угнетенное состояние. Мне уже были давно известны внутренние конфликты, к которым приводила моя попытка прибрать скопившиеся предметы, которые говорили об определенных моих качествах, особенно нежелательных. Однако мое понимание не решало проблему.
Итак, я приступила к уборке — стала задвигать коробки под кровать и складывать одежду в шкаф, чувствуя себя вялой и отупевшей.
Так что, когда Шура прокричал мне из кабинета «эй, как насчет того, чтобы помочь отодвинуть крайнюю плоть науки, пока ты работаешь?», я ответила, что не могу вообразить ничего более привлекательного. Я также спросила, что он задумал.
Шура вышел из кабинета, пересек коридор и выглянул из дверного проема спальни: «Я о той новинке, дозу приема которой я довел до тридцати миллиграммов. Я еще не уловил какой-либо активности и подумал, может, ты захочешь поднять планку повыше и принять, скажем, сорок миллиграммов. Можно почти с уверенностью сказать, что ты не почувствуешь никаких эффектов, но я бы оценил, как оно поведет себя на уровне повыше, если ты вызовешься добровольцем».
— Конечно, — согласилась я. — Что это за штука?
— Это 3,5-диметокси-4-метилфенэтиламин. Для краткости — ДЕСОКСИ.
— Ладно, я буду добровольцем, — сказала я. Вся моя усталость вдруг испарилась без следа. Даже если эти сорок миллиграммов на меня не подействуют, подумала я, мне хотя бы полегчает морально от сознания того, что я поднимаю новый наркотик на следующий уровень. Образ Элис-полезной поможет нейтрализовать образ Элис-неряхи.
Шура отправился в лабораторию и вернулся оттуда со стаканом, на дне которого белело небольшое количество порошка. Он махнул мне, приглашая за собой на кухню. Я спросила, будет ли он принимать что-нибудь сам, на что он ответил: «Нет. Я принимал неактивную дозу кое-чего другого вчера, и сегодня мне нужно оставаться чистым».
Я налила в стакан с порошком немного лимонада розового цвета. Шура чокнулся со мной своей кофейной кружкой со словами «за науку». Я поддержала его тост и выпила содержимое стакану после чего покривилась и плеснула себе еще лимонада, чтобы избавиться от противного привкуса во рту.