Вытянув шею, Нора смотрела через плечо сутулого господина. На экране дымились обломки, изображенье дрожало, перемещалось. Снимавший, похоже, сам бежал и дрожал. Человек в светлой рубашке возник из обломков самолета, послышался выстрел. Он упал обратно.
— Ради Бога, что это такое?
Владелец ноутбука повернулся к Норе медленно, быстро взглянул ей в глаза и, успокоенный, пожал плечами:
— Крушение польского самолета… Говорят, он задел в тумане верхушку сосны.
Радио аэропорта заговорило рассудительным, успокоительным тоном. Женщина-невидимка извинялась за причиненное неудобство, она брала на себя ответственность, она сочувствовала и обещала исправить положение. Компания сожалела о том, что мирный исландский вулкан начал извержение пепла. Самолетам лучше пока не летать ради безопасности пассажиров.
Людское море притихло, слушая, а потом опять зажужжало и зарокотало в разговорах. Нора вышла из здания. Небо безмятежно синело. На высоте шли эскадрильи самолетов, должно быть, военных, держа курс на северо-восток. Нора набрала номер Доротеи, но та не ответила. Да и ее собственный телефон пикнул и погас.
Она прогуливалась вдоль стеклянной стены, ожидая, что решение сложится само. Ждать, пока пепел рассеется? В пепле ли дело? Не вернуться ли в Цюрих? Там пропала сестра. Узнать, почему все разъехались.
Возле столиков кафетерия стояла очередь в ожидании кофе. Половину очереди занимал огромного роста мужчина в кожаном пальто. Его лицо показалось Норе знакомым: ну конечно, это был брат пианистки в оркестре Меклера. Концерт вспомнился ей, триумф Доры, кипение белых манишек на черной поверхности фраков. Но вот имя его очень сложное…
Нора не помнила имени Карнаумбаева. Не всякий западный человек сумеет его сразу запомнить. Он вздыхал тяжело и мрачнел, возмущенный известием о пепле вулкана, не веря ему, подозревая, что им подсыпают что-то другое, — он с юности знал, как это делается. Чашка кофе в его пальцах казалась наперстком. Он смотрел на куски торта, выставленные в стеклянном шкафчике кафетерия, и иные подумали, что он примерялся — не съесть ли? Однако он наблюдал за двумя молодыми людьми, стоявшими у стены неподалеку. Он уже видел их дважды в зале ожидания, отметив, что у них не было багажа, но вида не подавал, что заметил. «Сопляки», — подумал.
Карнаумбаев летел в Америку с новым грандиозным проектом: приватизировать Большой Каньон и что-нибудь с ним сделать великое. Он вынул телефон и набрал номер.
— Надя? Ты где?
— Мы с Лео на озере, загораем на палубе его швертбота, — проворковал женский голос.
— Вдвоем?!
— Ну что ты, право, сразу нервничаешь! Мы же взрослые люди. С нами господин Бауэр и шофер Самсон. Бауэр мне объясняет контракт. Мы завтра подписываем у нотариуса.
— Надя, я улетаю, больше не могу говорить, — голос великана сорвался, он захлопнул крышечку телефона. Взволнованный разговором, сопел.
Парни у стены отличались по виду от пассажиров. Один был в пятнистых солдатских штанах и спортивной куртке, другой носил гражданские брюки и пальтишко, но шапка была голубая солдатская с пятиконечной звездой. Ныне это модная шапка-ушанка, ее любят поклонники Сталинграда. Молодые люди вынули пивные банки из своих рюкзачков и пили от скуки. Они к великану привыкли, он им уже надоел. Растяпа: ему лень оглянуться. Его время жизни подходит к концу. Тогда-то и начнется настоящая жизнь: девочки, рестораны.
Закинув головы, ребята выпили пиво, а когда оторвали жестянки от уст и взглянули, — за столиком уже никто не сидел. Там усаживался совсем другой человек, какой-то баварец в тирольской шляпке с пером! Они выскочили, толкая других, крутились на месте, чувствуя, что им становится страшновато. Упустили задешево, словно нарочно! Теперь их обвинят в саботаже!
Одинокое такси везло с трудом в него поместившегося пассажира на маленький частный аэродром, что в пяти километрах, где пепла и не было вовсе. Там ждал его самолетик на Лондон, откуда вылетал через три часа рейсовый лайнер в Сан-Франциско.
32
— Ах, вот и он! — вскричал Лео, увидев вышедшего из-под лип человека. Надеж приподнялась на локте, и Бауэр повернулся от столика, на котором разложены были листы бумаги, придавленные круглыми плоскими гальками. Самсон занимался буфетом, он только что откупорил шампанское и бокал протягивал Штеттеру.