Вот как рассуждал Шнур.
— Будущее Соединенных Штатов — Калифорния, туда все рвутся, а если и уезжают, потом возвращаются обратно. Так было и так будет.
— Только не возвращайтесь сюда на мою голову, когда оттуда вылетите! — и Шейлина мама посмотрела на свою дочь.
— Хуже, чем здесь, нам не будет, — ответила Шейла.
Ее маме все это очень не нравилось.
Ах да, я же не сказал тебе про деньги: сотни не хватало, чтобы нам втроем ехать на автобусе. Шейле через шесть месяцев рожать первенца, поэтому ей пришлось взять шестьдесят долларов, чтобы поехать на автобусе и хорошо питаться. На нашу со Шнуром долю получилось сорок плюс еще немного, что у них с Шейлой оставалось. Чтобы через два дня не вносить плату за квартиру, надо было срочно оттуда съезжать. Вещи и посуду — два больших старых чемодана и один поменьше — решили отправить по железной дороге, а мы со Шнуром и сорока восемью долларами поедем на Западное побережье стопом. Мы тоже будем неплохо питаться, но иногда придется довольно долго идти пешком, выставив большой палец. Изредка удастся поспать на кровати, но чаще мы будем спать в легковых машинах, на грузовиках или днем в парках.
Это все мне ужасно понравилось, но тогда я еще не знал, как далеко до этой Калифорнии.
В последний вечер мы сидели на кухне и пили кофе. Все вещи уже были упакованы, и мы были готовы наутро отправиться в путь. Квартира опустела, и Шнур загрустил:
— Посмотрите: вот здесь мы жили, а теперь уезжаем, сюда вселится кто-то другой… Наша жизнь — просто сон. Разве эти голые стены и пол не напоминают вам холодный жестокий мир? Кажется, мы никогда здесь не жили и я здесь никогда вас не любил.
— В Калифорнии у нас будет новый дом, — весело сказала Шейла.
— Я хочу, чтобы это был дом на вершине холма, и мы всю жизнь будем жить в одном месте, и я там состарюсь и стану дедушкой.
— Поглядим, — ответила Шейла, — а совсем скоро в Калифорнии у Пика будет маленький братик.
— Сперва нам еще надо проехать три тысячи двести миль, — вздохнул брат (позже я вспомнил его слова). — Три тысячи двести миль, — повторил он, — по равнине, пустыне, трем горным цепям и так далее, а если не повезет, то и под дождем. Помолимся Господу.
Потом мы легли спать и в последний раз проспали ночь в этом доме, а наутро продали кровати.
— Вот теперь у нас нет крыши над головой, — сказал Шнур, и он был прав.
Днем мы ушли из этого мертвого пустого дома, там осталась только бутылка из-под молока и мои носки, в которых я приехал из Северной Каролины.
Шейла взяла свой чемодан, а мы со Шнуром — свой, в котором были все наши вещи. И пошли на автобусную станцию, где купили Шейле билет и стали ждать, когда отправится ее автобус. Нам всем было ужасно грустно и страшно.
— Я как будто еду в ночь, — сказала Шейла, когда увидела автобус, на котором было написано ЧИКАГО. — И обратно, скорее всего, не вернусь. Уехать отсюда — все равно, что умереть. Но я еду в Калифорнию.
Дед, я никогда не забуду той минуты.
— Зато приехать туда — все равно что заново родиться, — засмеялся Шнур, и Шейла ответила, что очень хочет в это верить. — Не позволяй парням заигрывать с тобой по дороге. Помни: пока мы с Пиком не приедем, ты совершенно одна. А когда мы приедем, я не знаю.
— Я буду тебя ждать, Шнур, — сказала Шейла и заплакала.
Шнур обнял ее; мне показалось, что он тоже вот-вот расплачется. Бедная Шейла, как же мне было ее жалко, я очень сильно ее полюбил… Брат ведь так и сказал еще в нашу первую ночь в лесу. Шейла скоро станет молодой мамой, не знаю, что с ней может приключиться на другом краю страны, она же, пока мы со Шнуром не приедем, все ночи будет одна. В Библии сказано: «Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле», это про нее, только она женщина. Я потянулся и погладил ее по щеке, и сказал, пусть ждет нас в Калифорнии.