Местной прислуге трудно было обращаться к своему хозяину по имени-отчеству, поэтому, они просто звали его «Султан Аркадий».
Из-за сухого и жаркого климата, Аркадий Игнатьевич ходил на работу в сшитом под заказ известным итальянским дизайнером белоснежном деловом костюме, в белоснежных солнцезащитных очках и огромной белоснежной шляпе с широкими полями. А вот своим наложницам он настоятельно рекомендовал ходить по дому в натуральных, чёрных, кожаных костюмах «Евы», которыми их наделила природа и в чём их мать родила.
Сам «Султан» расхаживал по дому в белом махровом халате и белых пушистых тапочках из песца. В бассейне плавал в белых плавках, в белой купальной шапочке и в белых ластах, а вот спал он совершенно голым. Единственным неснимаемым аксессуаром его одежды была соска. С ней он не расставался никогда. Этот амулет висел на его шее с рождения вместо крестика. На него он молился, гордился им, облизывал его и, причмокивая с любовью, сосал. Соска была ему и мамкой, и нянькой, другом и подругой, защитником и советчиком, в общем, БОЖЕСТВОМ.
После смены места жительства, карьерного статуса и внешнего вида, Аркадий Игнатьевич был вынужден заменить и висящую на шее старую потёртую амулетную верёвочку, портящую весь его новый имидж, на презентабельную цепочку из белого золота. Аркадий Игнатьевич был неравнодушен к белому цвету по двум причинам. Во-первых, белый цвет хорошо отражал от его тела обжигающее африканское солнце, а во-вторых, этот цвет напоминал ему далёкую заснеженную Родину. Кстати, тосковал он по ней в специальной комнате, оборудованной снегомашиной, перерабатываемой воду в снег. Интерьер этой немаленькой комнаты воплощал идею сказочного леса, посредине которого стояла самая настоящая русская печь. Именно в этой комнате Аркадий Игнатьевич и снимал с себя навалившуюся на него ностальгическую грусть. Он, словно Емеля, разваливался на этой тёплой печи и, посасывая из бутылочки холодненькую водочку под звучащую из динамиков негромкую запись гармошки, часами смотрел на медленно опускающиеся вокруг него крупные хлопья снега. Иногда его, разогретая водочкой, душа не успокаивалась и, желая петь, переносила раскачивающееся из стороны в сторону тело Аркадия Игнатьевича в летний сад. Точнее, это был не сад, а самая настоящая берёзовая роща, растущая в стеклянной оранжерее. Здесь он мог вдоволь пообниматься с берёзкой и послушать трель соловьёв.
Слава Богу, подобное состояние он испытывал крайне редко. Переехав на постоянное место жительства в чужую страну, Аркадий Игнатьевич сразу подстраховался от возможной болезненной «акклиматизации» и, окружив себя привычным уютом, не оставил никаких бытовых поводов для тоски. Весь свой дом он обустроил таким образом, чтобы основные места его «обитания» (спальня, кабинет, кухня, гостиная) внешне напоминали интерьер его прежней квартиры. Он даже перевёз из России свою любимую домашнюю утварь: старый кофейник, электрический самовар, шерстяной плед, шторы из спальни, стол с любимым кожаным креслом из кабинета, настенный персидский ковёр из гостиной, маленький круглый журнальный столик с мягкими подушками для игры в «бутылочку». Вся обстановка дома была максимально приближена к оригиналу, за исключением некоторых деталей: новая мебель была сделана не из ДВП, а из красного дерева; ложки с вилками были серебряными, а не мельхиоровыми; посуда была не стеклянная, а фарфоровая. Прежними остались лишь детские бутылочки его домашнего бара, только теперь они заполнялись исключительно пятизвёздочным коньяком, красными французскими винами и зелёным абсентом. Аркадий Игнатьевич считал свой дом маленьким русским островком в бескрайнем песчаном океане Африки, а себя игрушечным «Робинзоном Крузо», для которого на чужбине каждый день недели был ПЯТНИЦЕЙ.
Деньги и власть немного подпортили характер Аркадия Игнатьевича и из прежнего обаятельного, весёлого, щедрого и бескорыстного парня, заботливого сына, внимательного друга и страстного любовника, он превратился в равнодушного, скупого, грубого, похотливого, самолюбивого эгоиста. Он стал получать удовольствие не от ролевых игр, а от реального могущества. Ему нравилось командовать подчинёнными, наказывать их и поощрять. Увольнять лентяев и непокорных, а покорных тружеников — продвигать по служебной лестнице и одаривать денежными вознаграждениями.