— Как ваша маска? Можно оборачиваться уже?
— Да, — коротко и отрывисто ответил он. Голос его был привычно искажен маской. — Леди Метель, нам лучше возвратиться в зал — я боюсь за ваше здоровье. Вам нужно согреться. Может, бокал вина или танец? Или… — он помедлил. — Или танец вы уже обещали кому-то?
Это «обещали» словно вспыхнуло у меня в голове, высвечивая отодвинутые «на потом» обещания — так молния на миг высвечивает неподвижные ветки в ночном саду.
Фаулер! И дама в розовом!
— Святая Генриетта Милостивая! — охнула я, вцепляясь пальцами в пышные юбки. — Совсем забыла! Мне же нужно было найти… — вовремя оглянувшись на Крысолова, я опомнилась. — Благодарю за чудесный вечер, прошу простить, я очень, очень спешу!
Не дожидаясь ответа, я подобрала юбки — и побежала со всех ног к заветной лестнице. Крысолов так и застыл — видимо, ошарашенный моей невежливостью. Наверное, не стоило покидать его столь быстро, но, право слово, мне еще никогда не было так стыдно. За этими танцами и беседами в галерее я совершенно забыла о том, что обещала Эллису помощь…
…я замедлила шаг. До зала оставалось совсем немного…
…и забыла о том, что Крысолов должен был назначить время и место следующей встречи — мой проигрыш никто не отменял.
О, святые небеса, надеюсь, что меня не сочтут теперь обманщицей, сбежавшей под выдуманным предлогом!
Я давно не испытывала такого стыда — с тех самых пор, как еще в детстве забралась вместе Дагвортскими Близнецами на старую вишню в саду, порвала платье, расквасила нос, разревелась и была в таком виде застигнута леди Милдред. К слову, досталось мне тогда не за испорченную одежду, а за «недостойное леди поведение». И, подозреваю, бабушка вовсе не лазанье по деревьям и даже не разбитый нос имела в виду.
Интересно, а Крысолов попытается меня найти, чтобы стребовать свой выигрыш, или…?
Впрочем, даже если я сейчас и поступила глупо и недостойно, то возвращаться и извиняться за это было бы еще глупее. Лучше вместо этого пойти и разыскать наконец Фаулера, дабы положить конец суете вокруг розовых кринолинов.
Когда я вошла в зал, там как раз танцевали — на сей раз «Морской бережок», контрданс неспешный и долгий. Впрочем, он пришелся весьма кстати — время уже было далеко за полночь, и гости изрядно утомились. На что-нибудь быстрое и сложное, вроде той же «Реки», сейчас ни у кого бы не хватило сил.
Идти в один из боковых залов с риском наткнуться там на любопытную Абигейл мне не хотелось совершенно. Поэтому я устроилась в одном из кресел, наиболее близких к танцевальной зоне, и принялась разглядывать отплясывающих гостей, приняв скучающий вид — как и положено леди. Несколько раз ко мне подходили и пытались завязать разговор. И если от очередного поклонника удалось отделаться обычным «Ах, сэр, простите, я ожидаю своего мужа!», то пышнотелую даму в летах, жаждущую излить на случайную собеседницу свои мысли о падении нравов и «дорвавшейся до балов черни» пришлось выслушать. Я рассеянно кивала, поддакивая — верно, верно, как вы правы, это появление какой-то там «Мими» среди леди просто ужасно, ах-ах! Довольная сочувствующей и не слишком разговорчивой слушательницей, дама все больше воодушевлялась.
А меня сильнее и сильнее с каждой минутой угнетало собственное бездействие.
Я до рези в глазах вглядывалась в хоровод танцующих — но тщетно; ничего, даже отдаленно похожего на костюм Железного Фокса. Зато розовых кринолинов промелькнуло, кажется, три или четыре.
— Безнадежно, — вздохнула я. — Как иголку в стоге сена искать.
— Что-что? — встрепенулась моя нечаянная собеседница и озадаченно подергала свой рукав, как будто думала найти упомянутую иголку там.
— Говорю — прекрасный вечер, не так ли? — улыбнулась я обворожительно.
Тоска навалилась с новой силой, и мне даже захотелось, чтобы вдруг появилась миссис О'Дрисколл и разбавила утомительную говорливость навязчивой дамы, а то и вовсе забрала меня от нее.
Но, как назло, экономки и след простыл.
Потом закончился контрданс, и наступила пауза между танцами — тем более утомительная из-за неумолчной болтовни у меня под ухом. Прежде хотя бы музыка заглушала ее, а теперь приходилось прилагать недюжинные усилия, чтобы поддерживать дружелюбную мину. Наконец я все-таки твердо решила прервать затянувшийся пустой диалог и уверенно начала:
— Прошу прощения, но мне, увы, приходится вас покинуть…
И тут гомон бессчетного множества гостей, шорох шлейфов, дробный перестук каблуков, смех, звон бокалов и едва слышную песню флейты перекрыл чудовищный крик.
Яростный.
Истеричный.
Определенно не женский.
Секунда тишины — и все всполошились, как перепуганные хорьком лошади в конюшне.
— Что случилось, что случилось? — охнула моя дама, стаскивая с лица анцианскую маску. — Неужели опять какая-то никчемная Мими? Заковать ее в кандалы бы, как в старые времена, вот тогда…
— Прошу прощения, мне действительно нужно идти!
Я поднялась, более не обращая внимания на говорливую даму, утирающую платком вспотевшее от волнения лицо, и ринулась сквозь толпу — туда, откуда донесся крик.
Пространство в зале словно превратилось в вязкую смолу — я тонула в ней, наступала на широкие юбки, протискивалась между пышными кринолинами, натыкалась на отставленные в сторону острые мужские локти, цеплялась париком за лорнеты, веера и перстни, задыхалась от чудовищной смеси запахов — духи, пот, винные пары… Я сама не поняла, когда и как выскочила в четко очерченный застывшими гостями круг, в центре которого разыгрывалась настоящая драма.
А как осознала это — спешно отступила назад. Мой случайный сосед — высокий седой мужчина в анцианской маске с пауком, тоже едва-едва успевший отступить за чужие спины, улыбнулся и посторонился, давая мне возможность пройти.
Где-то на другой стороне импровизированного круга мелькали никконские одежды Эллиса. А в самом центре…
Фаулер. Ну, конечно, когда я его везде ищу, он оказывается на самом виду, посреди скандала! А рядом с Фаулером — хрупкая леди в розовом платье… не с кринолином! С турнюром!
«Фаулер, идиот! — медленно закипая от ярости, подумала я. — Значит, «кринолин»? Я ему дам кринолин! Выживет — вызубрит у меня «Дамские моды» наизусть!»
— Ты! Грязный извращенец, старикашка! У… убью! — заорала вдруг хрупкая леди определенно мужским голосом. Точнее, не мужским, а… юношеским ? Этот характерный «ломающийся» срыв я не раз слышала у Дагвортских Близнецов. — Руки оторву, засуну…
Последние слова потонули в ропоте толпы, но я примерно догадывалась о сути угрозы.
Юноша сорвал с головы шляпку — вместе с париком и вуалью, как достопамятная Мими часом ранее — и у меня отнялся дар речи.
Да какой там «юноша»… Мальчишка. Мальчишка лет тринадцати, не старше, это просто относительно высокий рост сбил меня с толку. И это дитя стоит посреди толпы заплаканное, разгневанное, ошалевшее от всего происходящего и, без сомнения, бесцеремонно общупанное мерзавцем Фаулером!
Я этого так не оставлю, не будь я леди. Даже если мальчишка — заговорщик, убийца, все равно он в первую очередь ребенок, и мне…
Громыхнуло так, что я чуть не оглохла — над самым ухом.
Толпа испуганно притихла.
Дама справа свалилась в обморок. Кто-то — кажется, смутно знакомая рыжая леди в костюме шута — восхищенно протянул: «Дела-а!».
А «ребенок» продолжал целиться из пистолета в Фаулера, бледного, как призрак. На зеленом плаще Железного Фокса, вольного стрелка из Марианского леса, постепенно проступало темное пятно.
Пахло порохом — и кровью.
После того подвала, где умерла Эвани, я никогда не забуду эту жуткую смесь запахов.
— Саймон, идиот, прекрати! Ты все испортишь!
Откуда-то из-за спины у Эллиса выскочил высокий молодой человек в неброском пиратском костюме — в таком на маскараде затеряться легче легкого. Судя по тому, как радостно всхлипнул белобрысый Саймон, утирая нос рукой с зажатым в ней пистолетом, человек это был не случайный. Неужели организатор? Или еще одна пешка?