Посещение картинных галерей и музеев впервые предоставило ему возможность увидеть работы Энгра и Делакруа и составить впечатление об импрессионистах и их последователях. Он жадно впитывал манеру Дега, Ван Гога, Гогена, Тулуз-Лотрека. Несмотря на кратковременность пребывания Пикассо во французской столице и массу дел, которые отвлекали его, он нашел время для создания нескольких полотен, обнаруживших быстроту, с которой он осваивал новые для него стили.
Через несколько дней после приезда в Париж Пикассо посетил мадам Берту Вейл, владелицу небольшой картинной галереи, которая два года спустя станет первым агентом Матисса. Он случайно встретился там с промышленником из Каталонии Маначем, проявлявшим большой интерес к живописи. Манача поразил талант и характер нового знакомого из Андалусии. Он тут же предложил платить ему по 150 франков за все работы, которые тот создаст в течение месяца. Во время этого визита в Париж Пикассо удалось также продать мадам Вейл три полотна с изображением корриды, которые он привез с собой из Испании. Она приобрела их у него за 100 франков и тут же перепродала за 150 франков издателю Адольфу Бриссе.
Финансовая поддержка Манача, хотя и слабая, значила много для Пикассо. Она обеспечивала некоторую независимость и позволяла совершать поездки в Испанию всякий раз, когда он этого хотел. До очередного отъезда на родину он создал несколько полотен, изображающих сцены беззаботной и не отличающейся целомудрием жизни, которая в то время окружала его. В «Канкане» и в «Мулен де ля Галет» чувствуется влияние Тулуз-Лотрека. Поскольку темами своих картин Пикассо вторгался в мир, всецело принадлежавший признанному певцу богемной жизни Парижа, трудно представить, что созданные Тулуз-Лотреком с такой страстью и вдохновением полотна не оказали чарующего влияния на молодого художника.
«Мулен деля Галет» выполнена в импрессионистской манере. Изображенная на полотне сцена — заполненный танцорами зал и дамы в шляпах с широкими полями с приколотыми к ним цветами — передана плавными мазками и предстает как живой набор цветов. Складывается впечатление, будто источниками света являются не только подвешенные гирлянды газовых фонариков, но и отблеск от сверкающих длинных платьев танцующих дам и глянец блестящих цилиндров мужчин. Приемы «художников света» видны сразу, что свидетельствует о способности Пикассо мгновенно усваивать новую для него манеру письма.
Новый год в Малаге
В ноябре он неожиданно прерывает свое пребывание в Париже и возвращается в Испанию. До сих пор причины его возвращения остаются неизвестными. Сам Пикассо утверждал, что мотивом для этого послужило состояние отчаяния, переживаемое в тот момент его другом. После приезда в Париж Касагемас влюбился в девушку, которая, несмотря на все его внимание к ней, не ответила ему взаимностью. Полагая, что солнце Андалусии окажет благотворное воздействие на друга, Пикассо поспешно выехал с ним через Барселону в Малагу, куда они добрались 30 декабря.
Встреча Нового года в кругу семьи не принесла ожидаемого облегчения, как на то надеялся Пикассо. Все обернулось иначе с первого же дня. Хозяин кабачка «Трес насьонес», где друзья пытались остановиться, не проникся симпатией к этим двум длинноволосым, неопрятно одетым представителям богемы и отказался поселить их у себя. Униженный Пикассо был вынужден обратиться к жившей поблизости тетушке с просьбой замолвить слово перед неумолимым хозяином и поручиться за него. Следующий удар последовал от его бывшего покровителя, дядюшки Сальвадора. Он резко осуждал внешность своего племянника: длинные нечесаные волосы и шляпа эксцентричного молодого человека попросту шокировали дядю. Пикассо сразу же понял, что между конформистской респектабельностью его семьи и тем, как он хотел жить, возник барьер, который не удастся преодолеть никогда. Он обнаружил также невозможность взаимопонимания между ним и отцом. Дон Хосе был безутешен: его сын расправил крылья и уже не прислушивался к его советам, которые, как казалось благонамеренному отцу, он мог еще дать своему сыну. Дон Хосе ощутил себя ненужным. Разочарованный и грустный, он понял, что годы взяли свое.
Последним доводом, окончательно повлиявшим на последующие действия Пикассо, явилось поведение его друга, который, несмотря на целебное воздействие средиземноморского солнца, оказался в плену гнетущих его мыслей и даже поговаривал о самоубийстве. Он искал и не находил забвения в засасывающей атмосфере кабачков, и уже ничто не могло оторвать его от рюмки.