Ева, совершенно ослабевшая, весила всего двадцать восемь килограммов. Ее было необходимо госпитализировать, но больницу переполняли раненые. Пабло все-таки удалось разыскать клинику на бульваре Монморанси, 57. «Моя жизнь превратилась в ад, — пишет он Гертруде […].— Я почти не работаю. Я все время езжу в клинику и половину времени провожу в метро». И несмотря на все эти испытания, именно в это время Пабло пишет своего знаменитого Арлекина,так как только работа может поддержать его…
Ева умерла 14 декабря. Практически ничего не осталось от ее хрупкого тела, но Пабло все же находит в себе мужество, чтобы зарисовать ее в момент агонии и после смерти, делает он это в кубистической манере. Провожают Еву в последний путь всего несколько друзей Пикассо, среди которых Хуан Грис и Макс Жакоб. Пабло подавлен. Длинная дорога от клиники до кладбища Монпарнаса и резкий ледяной ветер заставляют Макса согреваться по дороге грогом, но он выпил немного больше, чем следовало. В результате обычно очень чувствительный и деликатный, он стал вести себя настолько бестактно, что Пикассо даже призвал его к приличию. Все это еще больше усугубило ужас происходящего, как вспоминал позже Хуан Грис. Хуже того, Макс, очарованный кучером похоронного кортежа, красивым молодым парнем, не сводил с него глаз и даже просил его помолиться на могиле Евы…
Через три недели Пикассо написал Гертруде: «Моя бедная Ева мертва […], я испытываю невыносимую боль. Она была всегда так добра ко мне».
Незадолго до смерти Евы, в декабре 1915 года, по ступенькам дома № 5 на улице Шельшер поднялся Эдгар Варез, композитор-авангардист, добившийся известности уже в 32 года. Вскоре он отправится в Соединенные Штаты, где станет знаменитым. Но в этот день, несомненно, он поможет открыть новую главу в истории искусства: рядом с ним шел стройный, элегантный молодой человек. Это Жан Кокто [75], ему двадцать шесть лет. Выходец из богатой семьи, общается с известными представителями артистических кругов Парижа, среди которых Андре Жид, Баррес, Ростан, Пруст, Анна де Ноай, Пикабиа и Жан-Эмиль Бланш, Эрик Сати… Он уже достаточно известен как поэт.
Его друг, художник Валентин Гросс, познакомил Кокто с кубистами Ля Френе, Глезом, Дереном, Грисом, Лотом. В то же время внимательный взгляд черных глаз Пикассо и его известность несколько смущают Кокто. Но его восхищает авторитет художника. И Кокто хочет с ним познакомиться. В 1926 году в Призыве к порядкуон описал свой первый визит к знаменитому художнику, как билось от радости его сердце, когда он поднимался по ступенькам, предвкушая встречу с Пикассо. За три года до смерти он снова расскажет об этом визите Пьеру Кабанну [76]. «Меня покорил его ум, я жадно ловил его фразы, так как говорил он очень мало, и я тут же умолкал, чтобы не упустить ни слова». Он также вспоминал, что его «поразил потрясающей силы взгляд Пикассо, буквально пронизывающий собеседника». С момента знакомства с художником Кокто почувствовал в нем необычайную силу, позволяющую подчинять себе других, которой сам Кокто, к сожалению, был лишен. Он восхищался Пикассо. И Пабло воспользуется этим позже.
Кокто вынашивал идею грандиозного проекта, к которому хотел привлечь художника, но пока он должен отправляться на фронт.
С первой встречи поэт и художник прониклись взаимной симпатией и пообещали друг другу встретиться вновь.
Зимой 1915/16 года моральное состояние Пикассо было катастрофическим: он потерял любимую женщину. Но на дне этой печали, несмотря ни на что, еще теплилось желание жить, что не позволило ему окончательно впасть в отчаяние: это объясняет его поведение, которое так любят обсуждать биографы. Жизнь — его жизнь — должна продолжаться. Но перспектива одиночества ужасает. Осенью 1915 года Пабло познакомился с некоей Габи Лапейр [77], вероятно, певицей кабаре. Пабло сделал в это время исключительно классический рисунок, изобразив себя, элегантно одетого, у часов. В одной руке он держит каскетку, в другой — коробку с шоколадом… Вероятно, он ожидает, что Габи, которую он заметил в окне последнего этажа, пригласит его жестом подняться к ней. В сцене присутствует также лениво почесывающаяся собака и виден друг Пабло, Диего Ривера, направляющийся к нему вдоль стены кладбища Монпарнаса… Эти мелкие детали придают рисунку юмористический реализм, который не совсем совместим с настроением человека, который только что потерял любимую женщину. Но таким путем художник просто пытался освободиться от мыслей о смерти. Наверное так же можно истолковать и увлечение Габи. Желая убежать от отчаяния, он слишком эмоционально, преувеличенно выражает чувства к этой женщине: «Ты только подумай, как я люблю тебя, если бы только знала, насколько я люблю тебя… Я люблю тебя в любом виде». Конечно, он рисует свою возлюбленную, ее тело, лицо, и у него хватает мудрости забыть о кубизме. И когда в начале 1916 года они сбегают из Парижа в Сен-Тропе, где у Габи есть свой дом, он тщательно рисует каждую комнату этого дома. А у основания одной из картин можно прочесть написанное печатными буквами JE T’AIME (Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ), повторенное шесть раз…
Однако эта связь не будет длительной, так как ветреная Габи вскоре ему изменит и заставит его страдать, как рассказывает об этом Аполлинер в своем увлекательном романе «Женщина в кресле». Женщину в этом романе зовут Мод, а Пикассо — Пабло Канурис, «родившийся в Малаге», уточняет Гийом, чтобы никто не сомневался.
Любовник, вытеснивший Пабло, Герберт Леспинас, гравер, родившийся в США в 1917 году, женится на Габи в Сен-Тропе. Хотя сведения могут быть не совсем точны, так как, оказывается, у Пабло было много соперников…
В 1968 году, через пятьдесят два года, Габи Леспинас, вдова восьмидесяти лет, захочет снова увидеть Пабло. Это опять произойдет в Сен-Тропе… Она ожидала его в компании двух пожилых дам, сидя в кафе Сенекье. «Но кто из них Габи?» — спросит Пабло. «Обрати внимание, кто из них бросит на меня самый злой взгляд», — подсказала его спутница Жаклин Рок. «И она была права», — со смехом вспоминал Пабло, рассказывая друзьям эту историю, но умалчивая о том, что за этим последовало.
После неудачной любовной связи с Габи в жизни Пабло появляется Ирен Лагу, бывшая любовница Сержа Фера, но всего на несколько месяцев, так как она тоже изменяет ему, если верить Аполлинеру, который все в том же романе «Женщина в кресле» выводит ее под именем Эльвиры. Он изображает ее как женщину вольных нравов, которая практиковала «мормонизм наоборот»: она одновременно встречалась с мужчинами и женщинами. И Пабло Канурис, став жертвой этой ненасытной хищницы, вынужден потакать ее капризам. Так, однажды ночью Пабло стучит в дверь Эльвиры (Ирен), которая, несмотря на его мольбы, отказывается открыть ему. «Эльвира, послушай, — умоляет он, — я люблю тебя, я обожаю тебя, и если ты не сделаешь этого, я застрелю тебя из револьвера. Открой мне, Эльвира […], открой мне, открой твоему Пабло, страстно влюбленного в тебя!»
Даже если не принимать всерьез всего, что сочинил Аполлинер, то клише, изображающее Пабло как беспощадного палача женщин, по крайней мере в этот период следует рассматривать с большой осторожностью. Что касается Фернанды, прекрасной Евы, Габи Лапейр или Ирен Лагу… ничто не подтверждает в его поведении эпитета «разрушителя», который ему зачастую пытаются приписать.
В состоянии растерянности, смятения Пабло, несмотря на неудачи, продолжает настойчиво искать женщину, которая могла бы скрасить его одиночество. В течение нескольких недель зимой он проживет с очаровательной мартиниканкой. К несчастью, и она очень скоро его покинет, считая слишком «мрачным».
В «Ротонде» Пабло сидит один в глубине зала, в старом плаще и каскетке наездника в черную и белую клетку. Он почти не общается с бездарными живописцами, хлынувшими в Париж из Центральной Европы, которые слоняются по кафе Монпарнаса. Ему нечего им сказать, да и от них он не ожидает ничего интересного.
В марте он узнает о тяжелом ранении Аполлинера. Ему сделали трепанацию черепа, и Пабло рисует друга с перевязанной головой в клинике Валь-де-Грас, куда госпитализировали Гийома.