— Да потому, что карманы дырявые, — ответил Пабло со смехом, выворачивая один карман за другим. — Ничего в руках, ничего в карманах, — весело прибавил он.
И действительно, его карманы с дырами. Это потому, что он постоянно загружал их ключами, перочинными ножами, бечевками, зажигалками, пачками сигарет, кусками картона… не говоря уже о камешках, гальке, ракушках, кусочках дерева или коры — всем, что может ему пригодиться при создании какой-нибудь интересной конструкции…
Вот почему он носит часы в маленьком карманчике куртки, прикрепив их цепочкой к пуговице на лацкане. Так носили часы в эту эпоху только некоторые пенсионеры. Но Пабло не хочет менять своей привычки и ни за что не соглашается перейти, как все, на наручные часы с браслетом.
Ну а куда он теперь помещает все то, что раньше было в карманах — ключи, перочинные ножики и прочее?.. Он прочно прикрепляет их цепочкой или карабином к поясу. Прячет ли он по-прежнему деньги в потайном кармане, застегнутом прочной булавкой? По этому поводу, как человек осторожный, он предпочитает не высказываться…
Известно, насколько сложно было с продуктами в Париже во время оккупации. Как и всюду во Франции, здесь были введены строгие ограничения. Так, в 1943 году три дня в неделю ресторанам запрещали готовить блюда из мяса. Но «Каталонец», куда обычно ходил обедать Пабло, стал одним из тех заведений, которые назвали «черным рынком», где за солидную цену можно было отведать мяса. Подобная нелегальная практика преследовалась инспекцией по продовольствию. Но так как среди клиентов ресторана было большое количество важных персон, то полиция часто закрывала на это глаза и только изредка устраивала проверки. Это случилось однажды, когда Пабло с наслаждением расправлялся с большим куском жареного мяса. Ему пришлось заплатить большой штраф. Был оштрафован и владелец ресторана, а «Каталонец» закрыли на месяц. А затем ресторан снова стал баловать клиентов блюдами, достойными довоенного периода. Пикассо ежедневно встречался здесь с друзьями. Кокто приходил сюда со своей компанией. Они вели оживленные беседы и любили петь хором. И именно здесь произошло событие, сыгравшее значительную роль в жизни Пабло.
Май 1943 года. Ресторан «Каталонец», обеденное время. Зал полон посетителей. За столом — Пикассо, Дора Маар, Мари-Лор де Ноайль, муза сюрреалистов. Замысловатая, пышная прическа Мари-Лор напоминает Людовика XIV на одном из портретов, написанных Риго.
Пока они беседовали, официант усадил за соседний столик двух девушек: одна из них с матовой кожей и греческим профилем, другая — высокая, худая, с овальным лицом, зелеными глазами и густыми бровями. Девушек сопровождал актер Ален Кюни, который блестяще сыграл в фильме Марселя Карне «Вечерние посетители».
Пикассо, который, по всей видимости, очень скучал, стал непрерывно бросать взгляды в сторону девушек, а когда начинал говорить, то повышал голос, словно стараясь привлечь внимание юных соседок. Во время десерта его терпение истощилось и он обратился к актеру:
— Кюни, разве вы не хотите представить мне своих подруг?
Та, которая с греческим профилем, — Женевьева, другая — Франсуаза, Франсуаза Жило. Они сказали, что занимаются живописью, и, конечно, Пикассо приглашает их в гости…
Таково было начало любовной связи, которая продлится десять лет, а Пабло станет отцом двух детей — Клода и Паломы.
Оказывается, Франсуаза, восхищающаяся Пикассо, уже давно сгорала от нетерпения показать ему свои работы, а также увидеть его картины. Ей было тогда двадцать два года, она жила в Нейи. Она родилась в буржуазной семье, где крайне критически отнеслись к тому, что она занялась живописью.
Со своей стороны, Пабло, по словам Сабартеса, опасался иметь дело с юными поклонницами его таланта, готовыми отдаться мэтру, чтобы потом хвастаться этим перед подружками. За несколько недель до этого тот же Сабартес по просьбе Пабло должен был вывести одну из таких настойчивых посетительниц, которая умудрилась, раздевшись, проскользнуть в кровать Пабло, готовая удовлетворить, как она рассчитывала, его желания. А Пикассо предпочитал завоевывать или, по крайней мере, воображать, что он это делает. Что и произошло, когда он принимал двух молодых женщин, явившихся к нему с папками рисунков и свернутой в рулон картиной, чтобы продемонстрировать свои работы… Они имели право за свою смелость посетить мастерскую на верхнем этаже, где они проявили, по крайней мере, некую видимость сопротивления…
Брассаи, знавший Франсуазу и ее отца, заверил Пабло в том, что она действительно серьезно увлекается живописью. Но художник, предчувствуя, что на этот раз в нем готово вспыхнуть чувство более глубокое, чем мимолетное увлечение, несколько растерян. А Франсуаза ведет очень тонкую игру, к которой Пабло с трудом приспосабливается. Отъезд молодой женщины летом на юг приостанавливает это своеобразное состязание. А когда осенью Франсуаза вновь появляется у Пабло, их отношения приобретают более серьезный характер.
«Я сказала, что снова пойду к нему, я знала, к чему это приведет», — напишет она позже. Их связь началась в феврале 1944 года. Франсуаза так описала это событие: «Этот серый и холодный день февраля навсегда останется для меня залитым летним солнцем».
Тем не менее Франсуаза будет встречаться с Пабло только изредка, и лишь два года спустя они станут жить вместе. Таким образом, в феврале 1944 года у него была законная жена Ольга и сын Пауло, гражданская жена — Мария-Тереза и дочь Майя, любовная связь уже в течение восьми лет с Дорой Маар и, наконец, вторая любовная связь, которая только началась, с Франсуазой…
Для мужчины шестидесяти трех лет совсем не плохо.
Пабло утверждал, что война не присутствует в его живописи. На самом деле, его картины отражают изменения в повседневной жизни французов при оккупации. В эту эпоху постоянной нехватки продуктов питания письма французов, как подметила Симона де Бовуар, были полны подробнейшими описаниями их еды. Подобная навязчивая идея настолько сильна, что проявляется даже в натюрмортах Пабло, хотя он регулярно посещает «Каталонца» и не страдает от голода. Но он в своих полотнах отражает проблемы современников. Он пишет пустые кастрюли, пустые кофейники, которые содержали лишь «национальный кофе» — эрзац на основе ячменя. И наоборот — можно и помечтать — Мальчик с лангустом, Натюрморт с курицей, Натюрморт с кровяной колбасой, Томаты,те, что выращивала Мария-Тереза на окне квартиры на бульваре Генриха IV, или, наконец, Женщина с артишоком,держащая его словно скипетр.
1943, 1944 годы. По мере того как Германия терпела одно поражение за другим в Сталинграде, Северной Африке и после высадки союзников в Италии, оккупационный режим стал более суровым и в то же время родилось Сопротивление, которое повлекло все более жестокие расправы. Значительно увеличилось число депортаций мирного населения…
Трагические события происходили даже в окружении Пикассо. 22 февраля 1944 года был арестован гестаповцами поэт-сюрреалист Робер Деснос. Предупрежденный на рассвете по телефону, он совершил ошибку, решив одеться, вместо того чтобы бежать в пижаме. Он был депортирован в Германию, а умер от тифа вскоре после освобождения в 1945 году. 24 февраля был арестован Макс Жакоб в Сен-Бенуасюр-Луар. Обращенный в католицизм, он тем не менее продолжал носить желтую звезду. Он писал Пикассо, своему идолу, длинные письма, на которые тот никогда не отвечал. Почти все члены семьи Жакоба были арестованы. Андре Сальмону, который пригласил его укрыться у него в Париже, Макс ответил, что если он и стал бы прятаться у кого-то, то это был бы, «естественно, Пикассо». Отправленный в концентрационный лагерь в Дранси, Макс успел предупредить Кокто, который, в свою очередь, предупредил композитора Анри Core, Андре Сальмона, Сашу Гитри, а также Пьера Колле, поэта, торговца картинами и друга Макса, которому он продавал гуаши. Очень энергичный Кокто сочинил ходатайство об освобождении в адрес посольства Германии… Он рассчитывал на содействие Отто Абетца. Пьер Колле нашел Пикассо в ресторане «Каталонец» и попросил его подписать документ. Действительно ли Пикассо ответил: «Макс — пройдоха, он не нуждается в нашей помощи, чтобы сбежать из тюрьмы!»? Подобную реакцию Пикассо строго осудили, обвинив его в трусости по отношению к одному из лучших и преданных друзей. Но был ли Пикассо неправ, проявив осторожность в столь публичном месте, как «Каталонец»? Он был в высшей степени осторожным человеком. С другой стороны, вмешательство автора Герникимогло бы быть жестом скорее опасным, чем полезным.