ЖЕРМЕН: Добро пожаловать к нам! Здесь много разных артистических натур: писатели, поэты, художники… О чем вы пишите?
ЭЙНШТЕЙН: Я…я…я…даже не могу объяснить.
ЖЕРМЕН: Попытайтесь. Простыми словами. Можете сказать о чем это одной фразой.
ЭЙНШТЕЙН: Обо всем.
ЖЕРМЕН: Как отношения между мужчинами и женщинами?
ЭЙНШТЕЙН: Больше.
ЖЕРМЕН: Как жизнь от рождения до смерти?
ЭЙНШТЕЙН: Еще больше.
ЖЕРМЕН: Как сражение наций и движение народов?
ЭЙНШТЕЙН: Больше.
ЖЕРМЕН: А, как земля и ее место в солнечной системе?
ЭЙНШТЕЙН: Уже горячо.
ЖЕРМЕН (воодушевляясь): Хорошо. Это касается Вселенной и всего, что она в себе содержит.
ЭЙНШТЕЙН: Не останавливайтесь.
ЖЕРМЕН: Хорошо. Хорошо. Книга большая?
ЭЙНШТЕЙН: Страниц 70.
ЖЕРМЕН: Хм-м. Не толстая. Это хорошо. Может, удастся познакомить вас с кем-нибудь из наших друзей-издателей. Как она называется?
ЭЙНШТЕЙН: «Специальная теория относительности».
ФРЕДДИ: Понятно.
ГАСТОН: Судя по названию, она будет продаваться так же хорошо, как и «Критика чистого разума».
ЖЕРМЕН: Она забавная?
ЭЙНШТЕЙН (размышляя): Ну…
ЖЕРМЕН: Если она забавная, то она хорошо разойдется.
ЭЙНШТЕЙН: Она очень забавная.
ЖЕРМЕН: Ага! Она очень забавная.
ЭЙНШТЕЙН: Да, но это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «забавная».
ЖЕРМЕН: Ну, она заставляет смеяться?
ЭЙНШТЕЙН: Нет.
ЖЕРМЕН: Улыбаться?
ЭЙНШТЕЙН: Рад бы сказать «да»…
ЖЕРМЕН: Так она не забавная.
ЭЙНШТЕЙН: Нет.
ЖЕРМЕН: Но вы только что сказали, что она забавная.
ЭЙНШТЕЙН: Хотел продать как можно больше экземпляров.
ЖЕРМЕН (с надеждой): А как насчет иллюстраций?
ЭЙНШТЕЙН: Невозможно.
ЖЕРМЕН: Почему? С рисунками книга получит хороший заряд энергии.
ЭЙНШТЕЙН: Все рисунки дают лишь двухмерное изображение.
ЖЕРМЕН: Я знаю, что вы имеете в виду, но хороший художник может сделать очень точные рисунки с трехмерным изображением.
ЭЙНШТЕЙН: Мне надо с четырехмерным.
ЖЕРМЕН: Эйнштейн! Я пытаюсь помочь вам. Хотите, чтобы ваша книга повлияла на людей?
ЭЙНШТЕЙН: Конечно.
ЖЕРМЕН: И, если так, то люди должны прочесть ее, не так ли?
ЭЙНШТЕЙН: Да.
ЖЕРМЕН: Хорошо. Сколько людей, по вашему мнению, должны прочесть ее, чтобы она произвела воздействие?
ЭЙНШТЕЙН: Один.
ЖЕРМЕН: Нет, нет. Чтобы книга произвела впечатление, надо, чтобы ее прочли как можно больше людей: у каждого прохожего должен из кармана торчать ее экземпляр.
ЭЙНШТЕЙН: Нет, только у одного. У Макса.
ЖЕРМЕН: У Макса?
ЭЙНШТЕЙН: Макс Планк, немецкий физик, очень влиятельный. Если он прочтет ее, я стану знаменит.
ЖЕРМЕН: Что ж, вы счастливчик. Если ваш читательский рынок состоит из одного человека, и вы знаете его имя, можно не тратить время и деньги на рекламу. Сколько вам лет?
ЭЙНШТЕЙН: Двадцать пять.
ГАСТОН: Не скажешь по вашему виду.
ЭЙНШТЕЙН: Я очень рано обнаружил, что являю собой тип человека, который всегда выглядит на 86.
ФРЕДДИ: Послушайте, Эйнштейн, на прошлой неделе я купил 20 бутылок «Шабли» по 17 франков за бутылку, но мне доставили только 11. Сколько с меня причитается?
ЖЕРМЕН: Оставь его.
ЭЙНШТЕЙН: 187 франков.
ФРЕДДИ: Ух, ты! Пока он здесь, мы вполне можем воспользоваться его знаниями. Я договорился с Альфонсом, что за каждый ящик портвейна заплачу 26 франков. Он сказал, что если я возьму шесть ящиков, он сделает мне скидку от 2 до 4 процентов. Но он не знал, какого года вино, и потому мы договорились, что, если оно будет моложе урожая 1900 года, он даст мне 4-процентную скидку, на вино, урожая до 1900 года — трехпроцентную, а до 1895 года — двухпроцентную. Когда ящики привезли, оказалось, что в двух из них в девяти бутылках было вино урожая после 1900 года и в 15 бутылках — урожая до 1900 года. В одном из ящиков 18 процентов бутылок датировано урожаем до 1900 года, а остальные — о ужас! — и до 1900 и до 1895 года, соответственно. Ради бога, скажите, сколько же я должен этому парню?!