Мотор работает все хуже и хуже. Выхожу из строя и всеми силами пытаюсь дотянуть до линии фронта, благо, она недалеко. Чувствую, что машина окончательно отказывается слушаться. Но аэродром уже подо мной. Кое-как дотянул, сел — плюхнулся на посадочную и уж не помню как доплелся до КП, что там говорил. Знаю, в душе была тихая радость за эти первые дни, за первые боевые и за мои счастливые посадки.
Боевые будни
И началась моя новая, совершенно новая неизведанная, ни в каких моих еще ребяческих фантазиях не фигурировавшая жизнь, полная невероятных сложностей и, самое главное, опасностей. Можно совершенно точно сказать, что теперь я, как все тут на аэродроме и около него, ходил по самому краю гибели. Она, эта самая гибель, смерть, витала, особенно, конечно, над летчиками. А они — пока я еще не мог сказать о себе — свыкнувшись, вроде как и не замечали этого, во всяком случае, не говорили о каких-то там опасностях, тем более, о грозящей им, висевшей над ними при каждом вылете, угрозе смерти.
Возвращаясь из полета, те, кто оставался в живых — тогда, в тот период, когда летали на «ИЛах» в одиночку, без стрелка — шутили, обязательно подмечая что-то смешное в штурмовке, в воздушных схватках с фашистами, потом, вконец вымотанные, обессилевшие, кое-как добирались до землянки и валились на койку или деревянный топчан, забываясь тут же в полумертвом сне.
Я ко всему этому еще не привык, страшно переживал каждый вылет, штурмовку, тоже вымотавшись до предела кое-как выбравшись из кабины, почти всегда с помощью обязательно встречавшего у посадочной полосы механика, еле живой брел домой, тоже валился на койку-топчан. Только не сразу приучился засыпать как другие летчики, снова и снова переживал перипетии боя, бесконечные броски к земле — на цели, жуткое лавирование между взрывающимися вокруг снарядами. Снова ощущал толчки от взрывных волн, удары осколков снарядов в корпус.
Постепенно, от вылета к вылету, я ко всему этому привыкал, осваивался. А вылетов назначалось все больше и больше, до четырех-пяти раз в день. Переживать детали полета, отдельные эпизоды штурмовок, воздушных схваток с противником уже некогда, да и сил нету.
Шли бои под Старой Руссой. Особенно ожесточенное сопротивление немцы оказывали нашей армии все под той же деревней Глухая Горушка, где немцы создали мощный узел сопротивления. Наша авиация принимала в боях непосредственное участие, помогая пехоте всеми силами и средствами, штурмовали передовые линии обороны фашистов, громили их технику на подходах к фронту и на позициях.
На этот раз мы вылетели девяткой. Прикрывала нас восьмерка истребителей. Задание строгое: атаковать артиллерийские позиции противника, затем левым разворотом, через болото, пересечь реку Ловать и сесть на свой аэродром. Только так. Другой маршрут могут преградить «Мессеры».
В одиннадцать ноль-ноль командир полка Митрофанов вызвал штурмана полка и летчиков. Сказал:
— Под Старой Руссой наши пехотные войска ведут ожесточенные бои. Противник вводит в бой резервы. Пехотинцам тяжело. Командир пехотной дивизии просит помочь с воздуха, бить по подходящим танковым и пехотным колоннам. Говорит, что на станции, вот этой, — ткнул он карандашом в карту, — прибывают и разгружаются воинские составы, в них живая сила и техника.
Основная цель — деревня Глухая Горушка. В ее окрестностях немцы концентрируют силы. Задача — разгромить артиллерию противника. Горушка — крепость может и неприступная, но брать нужно, — разъяснял Митрофанов. — Только с умом штурмовать, с горячим сердцем и холодной головой, — повторил он любимое наставление.
Летчики сгрудились вокруг карты, думали, ломали головы над, казалось, неразрешимой задачей. Каждый, уже зная расположение зенитной артиллерии, позиции эрликонов, предлагал свое. Я тоже успел слетать в этот район, но молчал, мне высказываться еще рано — новичок, салага, хотя за спиной уже семь сложных боевых. Летал на Ржев, через Западную Двину, на Торопец, Великие Луки, в сторону окруженной немецкой демьянской группировки. Перелетал через реку Ловать, участвовал также в штурме укрепленных немцами деревень Семкина Горушка и других. Эскадрильи били, крушили стянутые в кольцо окружения немецкие части: живую силу, танки и артиллерию.
Вылетели тут же. Впереди, со звеном старшины Горбачева, майор Русаков, за ним звено старшины Петько, в котором ведомым шел я. Как это получилось? Может, командир полка подобрал специально, но в группе в основном новички из разных эскадрилий. Видно, потому ведущим — опытный ас.
Вскоре к нам пристроились «ЯКи». Прикрывают нас сверху и снизу.
Окруженная лесом деревня Глухая Горушка и соседние с ней села — ориентиры — были знакомы, эскадрилья уже летала сюда, штурмовали позиции противника, но недостаточно эффективно. Штурмовики натыкались на мощный заградительный огонь зенитных батарей, срывавший атаки.