Он повернулся к журналистам.
— Вы представляете, что сделал этот старший сержант? Он одним разом напрочь опрокинул представление о возможностях наших «ИЛов». Мы же, да что мы, сами конструкторы, ограничивали их исключительно штурмовочно-разведывательными задачами. Во всем остальном, в отношении с вражескими истребителями, приравнивали к тяжелым бомбардировщикам. А для тех закон: появились истребители противника, беги, спасайся, на бреющем или как. Тем более, если не в строю, если в одиночку. О том, чтобы силой с ними меряться, бой принимать, не могло быть и речи. А он, видишь, принял бой. И ведь победил, сбил гада. Да какого?! Вот донесение артиллеристов, — поднял он исписанный листок. «В одиночном бою, — Вы слышите, «в бою!»- летчик на «ИЛе» № 13 сбил немецкого аса, капитана фон Дитриха, награжденного крестами за подвиги в Испании, Франции, на Балканах. На его счету около двухсот боевых вылетов, много сбитых самолетов», — прочитал он, и ко мне:
— Ну что же, герой, рассказывай, как ты его.
Тут я опомнился, зачем-то выпалил то, что должен был сказать при входе:
— Товарищ полковник, летчик Бегельдинов по Вашему приказу...
— Да ладно, — махнул рукой командир. — Ты давай о бое с истребителем. Да ты садись.
Я сел. С растаявших унтов потекла вода. Опять смутился.
— Давай рассказывай, — подбодрил комдив. — Кстати, почему из полка про это не донесли? Такое дело, можно сказать, ЧП, на всю армию, а они молчат. Может, из-за понесенных потерь?
Я замялся.
— Твой бой с «Мессером», как ты его гонял, как сбил, зафиксировали истребители, с земли — артиллеристы. Они и летчика-немца, взяли. Тут же нам в штаб донесли.
Я стал рассказывать. Говорил путано, сбивчиво, — волновался. Оба газетчика записывали, задавали вопросы.
Рассказывал и о себе, о семье, о своих восьми боевых.
— А немец-то, ас, — перебил меня комдив, — когда ему сказали, что сбит новичком, — в полку Митрофанова, считай, все новички, мальчишки, — заметил он, — даже просил показать того аса. Так и не дождался, в штаб армии его отправили. Так что ты, Бегельдинов, не обижайся за то, что не дали повидаться с ним. Мы его тут же отправили. Надеюсь еще собьешь, не одного, тогда и побеседуешь. Если выживут, — пошутил он. Все рассмеялись.
Каманин поднялся из-за стола. Я вытянулся по стойке смирно.
— За отличное ведение боя с вражеским истребителем, за то, что своими смелыми действиями в воздухе, умелое использование огневой мощи самолета, за то, что открыл новый этап в истории штурмовой авиации, представляю старшего сержанта авиации Талгата Бегельдинова к награждению орденом Отечественной войны второй степени, — торжественно проговорил он.
— Служу Советскому Союзу!! — выкрикнул я.
В заключение Каманин наполнил стаканы водкой, предложил тост за мой успешный бой, за победу над врагом.
На следующий день дивизионная, армейская и даже местная гражданская газеты вышли с крупными заголовками: «Советский штурмовик «ИЛ-2» побеждает!» «Бой штурмовика-бомбардировщика с вражеским истребителем».
Один экземпляр газеты со статьей обо мне я послал отцу, другой — своей Айнагуль.
В полку о моей победе над немцем уже знали все. Митрофанов, Пошевальников сердились, встретили недовольные.
— Чего же ты так-то, сынок? — укорял командир полка. — «Мессера» гробанул и ни слова?! — Недоуменно смотрел на меня.
Что сказать, чем оправдаться, я не знал, врать не умел. Молчал, жался.
— Ну и ладно, — махнул рукой комэск. — Сбил и хорошо. И так держать!
— Следующего собью, немедленно доложу, — выпалил я.
Все засмеялись, поздравляли, чествовали первую победу. И, как обычно, желали — не последнюю.
За этот подвиг, совершенный мною, молодым летчиком, на счету которого не было и десятка боевых вылетов, мне была вручена первая правительственная награда — орден Отечественной войны II степени.
Теперь никто в полку не считал больше Толю новичком. Я получил признание как вполне оформившийся воздушный боец. И Сергей Чепелюк, с которым вместе пришел на фронт и который тоже успел выйти из разряда новичков, как-то сказал полушутя:
— Ты никак вырос, Толя? Совсем большой стал.
— А ты как думал, — принял шутку я. — Какая бы мне была цена, если бы не вырос здесь. Фронтовым духом дышим, Серега, оттого и растем.
Не наделила природа меня богатырским сложением. Но как летчик штурмовой авиации я рос на удивление быстро. Потому что старался, как обещал после первого боевого дня командиру полка. И каждый вылет прибавлял мне опыта. Воюя, я продолжал учиться. Хорошей школой стали для меня бои под Демьянском, южнее древнего озера Ильмень, где советские войска завершили разгром стотысячной вражеской группировки врага. «Пистолетом, нацеленным в сердце России» называли свою демьянскую группировку немцы, не оставлявшие надежды на новое наступление на Москву. Напрасная надежда!