Как и все последние, этот день был пасмурный, шел дождь. Свинцовые тучи ползли, клубились, чуть не задевая узкую полоску летного поля аэродрома. Уверенные в том, что в такую темную, облачную кашу, при нулевой видимости, полетов не будет, летчики натопили в землянке железную печурку, сидели, лежали, впитывали всем телом блаженное безделие. Отдыхали.
Но вот в землянку врывается посыльный.
— Эскадрилью Пошевальникова на КП! — коротко передает он приказ.
На КП замкомандира полка майор Кузнецов. Дождавшись, когда эскадрилья собралась, сообщил:
— Результат штурмовки аэродрома отличный. Но немцы сумели восстановить его. Как доносит разведка, он уже действует. Командование фронта требует убрать эту язву. Ставлю задачу уничтожить аэродром окончательно. Сделать это будет не так уж трудно, немцы уверены, что мы, довольные результатами штурмовки, конечно же, не будем штурмовать вторично уже уничтоженный аэродром. Погода благоприятная. Этим мы и должны воспользоваться.
Летчики переглянулись. Ничего себе благоприятная! В таком молочном месиве крыла самолета не увидишь. Но приказ есть приказ.
На этот раз летели шестеркой. Ведущим — я. Туман сплошной стеной от самой земли и конца ему не видно. Штурмовик с трудом рассекает лопастями бешено вращающегося винта молочное месиво, расталкивает, раздвигает его плоскостями, а оно, густое, вязкое будто тянется за ним, и машина никак не может из него выбраться. Земли, конечно, не видно, перед глазами никаких ориентиров. Но я хорошо ориентируюсь на местности, маршрут знакомый, веду группу точно к цели.
Еще на дальних подходах к аэродрому шестерку встретили «Мессеры». Их было вдвое больше. Штурмовики не отступили, не ударились в бега, как рекомендовалось еще в наставлении. Да и «ЯКи» подоспели. Завязался воздушный бой, завертелась смертельная карусель. Один из «Мессеров» устремился на чуть высунувшегося из круга штурмовика. Чья машина, я определить не успел, «Мессер» устремился на нее. Я рванулся вперед, встретил немца шквальным огнем своего оружия, нырнул вниз, увернулся от пулеметных трасс, тут же развернулся и сошелся с «Мессером» чуть ли не в лоб. Он шел на меня вроде как на таран. В прицеле — острый нос истребителя. Я выжал гашетку. Цепочка снарядов впилась куда-то в нос или фонарь «Мессера».
Все это заняло сотые доли секунды. Я успел отвернуть самолет от летевшего вниз истребителя. Увидел, как он падал, оставляя в небе дымный шлейф. Рядом с ним падали еще два «Мессера», сбитые кем-то из летчиков моей группы или «ЯКами». Обескураженные таким мощным отпором, немецкие летчики отвернули, скрылись за горизонтом. Эскадрилья следовала своим маршрутом.
До цели недалеко: немцы на земле, извещенные о приближении штурмовиков, открывают ураганный огонь из всех видов оружия, стреляют уже восстановленные или установленные за ночь зенитные батареи. В воздухе густо от разрывов. И, как назло, развиднелось, может здесь, в этом районе, густых туч вообще не было. Теперь самолеты, группы в почти чистом небе, в его голубизне, как на блюде, теперь они — отличные мишени и можно стрелять по ним, как в тире.
«Ввязываться в драку с зенитчиками уже ни к чему, — соображаю я, — лучше сманеврировать, обойти их». Делаю маневр, увожу «ИЛы» за появившееся одинокое облачко. Выныриваем из молочной пелены у самой цели, почти над аэродромом. Немцы успели прибраться. Воронки от бомб на взлетной полосе уже не зияют, их засыпали, заровняли. В стороне, огромной кучей, разбитые, сожженные машины. На линейке новые бомбардировщики. А истребителей нету. Соображаю: «Куда-то перебазировались. Это хорошо, значит, похозяйничаем здесь, устроим шумок».
Окидываю взглядом самолеты группы. Они все в сборе, в четком построении. Докладываю на КП:
— Выхожу на цель.
И тут появились «Юнкерсы». Как видно, немецкие бомбардировщики возвращались с задания на свой аэродром. Горючее у них, конечно, на исходе, отвернуться от аэродрома нельзя. «Что же, долбанем их и в воздухе, тем более, что идут они без прикрытия». Истребители уже ушли на свой аэродром. Сосредоточиваюсь, командую:
— Атакуем «Юнкерсы»! Атакуем! — и устремляюсь на медленно, по моим меркам, — летящий тяжелый бомбардировщик, с лету всаживаю в него очереди снарядов и эресов.
«Юнкере» окутывается дымом, сваливается на крыло, падает. За ним падают еще два сбитых кем-то из наших фашиста.
Бомбардировщики разворачиваются и уходят, бегут, оставляя поле боя за штурмовиками. Они, видно, так ни в чем и не разобрались. Гнаться за ними некогда и не с чем. Боекомплект нужно беречь для штурмовки аэродрома.