Из поступающих сообщений мы узнавали об освобождении все новых и новых населенных пунктов. Поздно вечером 30 декабря Совинформбюро сообщило, что после разгрома под Тулой 2-й бронетанковой армии Гудериана войска Западного фронта продолжают решительное наступление, преследуя и громя ее остатки. Германское командование, пытаясь задержать и остановить наступление, спешно перегруппировало свои войска, подтягивая из глубины резервы. В результате последовавших упорных боев на рубежах рек Нары, Протвы и Оки укрепленные позиция 4-й немецкой армии были прорваны во многих местах и оборонявшим их войскам нанесено решительное поражение. После освобождения от противника городов Наро-Фоминска, Алексина, Тарусы, Щекина, Одоева, Перемышля, Козельска, сотен поселков и деревень наши войска взяли Калугу.
Внимание авиаторов в те дни особенно привлекали карты и схемы, отражающие ход наступления. Политорганы и парторганизации дивизии развернули по этому случаю активную пропагандистскую и агитационную работу в частях и подразделениях. Запомнилось, как прилетающие с заданий экипажи вносили на карты измененные в ходе наступления данные, с сияющими лицами вычерчивая новую линию фронта. В эскадрильях политработники проводили ежедневные беседы о героизме воинов всех родов войск, рассказывали о зверствах гитлеровцев, которые становились известны после освобождения городов и сел.
Именно в эти зимние дни из очерка Петра Лидова, напечатанного в «Правде», авиаторы дивизии узнали о подвиге Тани — Зои Космодемьянской. Ученица 10 класса 201-й московской школы, комсомолка, в октябре 1941 года она добровольно ушла на фронт. При выполнении боевого задания в тылу врага была схвачена фашистами в деревне Петрищево под Москвой и после жестоких пыток повешена. Журналист вместе с описанием подвига славной дочери народа поместил в газете фотографии, найденные в кармане убитого фашиста. На них запечатлелись последние минуты жизни Тани, стоящей возле виселицы с непокорной головой. Помещалась с очерком и другая фотография, сделанная журналистом: возле отрытой могилы лежит обнаженное тело партизанки с обрывком петли на шее.
Эти обличающие звериную сущность фашизма публицистические документы вызывали ненависть к врагу, звали к отмщению... А бои гремели круглые сутки — враг отчаянно сопротивлялся, пытаясь приостановить наше наступление. И дивизия ежедневно получала задачи на воздушную разведку, на прикрытие наземных войск, уничтожение объектов. Все мы — от командира дивизии до рядового бойца — горели желанием крушить гитлеровских оккупантов, гнать их от стен Москвы. Но в полках не хватало самолетов. Вся мощь нашей дивизии в начале 1942 года состояла из 24 машин: шести средних бомбардировщиков, пяти штурмовиков, семи истребителей и шести пикирующих бомбардировщиков. Планируя боевую работу, мы делали упор на максимально интенсивное использование техники, но и это не всегда удавалось из-за непогоды. Сильные снегопады, густые и устойчивые туманы не только ограничивали полеты, а часто обрекали эскадрильи на простои целыми сутками.
В один такой метельный день пришла директива ВВС фронта о недостатках в действиях авиации по прикрытию конницы генерала П. А. Белова, ушедшей в рейд по тылам врага и подвергавшейся там ударам авиации противника. Мы ломали голову: что бы сделать наперекор стихии? Сочувствовали командиру соседней дивизии полковнику Мозговому. Его дивизия базировалась под Тулой, южнее нас (мы были в районе Серпухова) и по приказу командования фронта взаимодействовала с конным корпусом. Но свирепствующий циклон и ее привязал к земле.
Несколько раз мы пытались выпускать на задания самые подготовленные экипажи. Однако такие полеты, связанные с огромным риском, мало что давали, Отрываясь от земли, самолеты сразу же скрывались в бушующей пурге, а при возвращении на аэродромы экипажи с трудом их отыскивали — не помогали ни сигнальные ракеты, ни дымовые шашки. Не всегда удавалось завести машину на посадку и при помощи радиосредств, порой вылет завершался самым печальным образом.
Мне как-то доложили о том, что старшие лейтенанты Золотов и Базилевский — пилот и штурман — в один голос с возмущением заявили, мол, начальство не хочет посмотреть в форточку — можно ли лететь пикировщикам в такую погоду. Не выдержали нервы у одного из лучших экипажей. По существу же, летчик и штурман возмущались справедливо: погода не соответствовала никакому «минимуму» ни для машин, ни для экипажей, и журить их за такое «отрицательное» настроение я не стал. В беседе, стараясь ободрить молодых пилотов, предложил: