Хоть и больно будет тебе, расскажу все по порядку. Батьку твоего фашисты как угнали, так ничего и не слышно о нем. Дашу твою тоже было погнали, но она сбежала. Ее поймали, обвязали гранатами и кинули в реку Буг. Такую вот смерть ей придумали звери фашисты.
Когда деревни нашей не стало, и от нее уже и дымом не пахло, я с матерью твоей и сыновьями твоими Колей и Мишей жила в окопах. Наложили сверху хвороста, соломы и жили. Мокро очень было. Коля простудился, воспалением легких болел. Слава богу, выжил тогда. Потоп его сыпняк валял, но тоже выжил. Среди бела дня прилетели немецкие самолеты и низко-низко летали над окопами и стреляли по нам. Когда они улетели, приходил комендант проверять, правильно ли стреляли, сколько жертв. Он ушел, и самолеты опять прилетели. Люди расползались в разные стороны, кто без руки, кто без ноги, у других внутренности волочились по земле.
Коля сейчас в Харькове. У него как-то назад руки вывернуло и лицо скосилось. Мама твоя не выдержала, с ней что-то случилось после бомбежки, и она стала заговариваться. Водили в больницу. Немецкие доктора посмотрели на нее и дали чего-то. Она после этого умерла.
В деревне нам нельзя было ходить. Когда на дорогах появлялся кто-нибудь гражданский, мы все выползали навстречу и говорили одно слово: «Спаси...» Ну после этого кто-нибудь и принесет несколько картошин или еще что. По одной картошинке съедим, бывало, по другой оставим.
Гришутка, родименький! Жить мне осталось, может, мало, так я опишу тебе, где родные твои похоронены. Может, будешь в этих местах, так зайди, поклонись. Дашина могилка на краю гая Пронского, рядом с криницей. Самой-то Даши там нет, ее всю на куски разорвало и унесло водой. Маму похоронили в лесу около Королевки, на кладбище фашисты хоронить не разрешили. На могилке мы камень положили и дерном ее обнесли.
Сестра Дашина — Нюра была партизанской. Пришла к коменданту. Там было много офицеров-карателей. Она что-то сделала, и все взлетело на воздух. Сама тоже погибла.
Вот ей и построили в Соколовке памятник около школы, где она была учительницей.
Гриша, солнышко мое! Уж и слов не хватает про все сказать тебе. Ты пойми, внучек мой милый, сколько фашисты горя нам оставили, сколько погостов и крестов! Наказываем тебе моим и Мишиным словом беречь нашу фамилию, не позорить ее ни в чем. Поскорее бейте врага, до последнего изверга!
Целуем тебя с Мишей разом очень крепко. Благословляем тебя. Твоя бабушка Марфа. Твой сын Михаил».
Письмо это я храню до сих пор. А тогда политработники дивизии зачитали его во всех эскадрильях. Стоит ли говорить, какой гнев вызвало оно в сердцах наших бойцов.
Через несколько дней стремительного наступления, летая уже на ликвидацию окруженной под Минском группировки противника, мы видели, как варварски немцы разрушили столицу Белоруссии. Сплошные руины, пепел, развалины... По мере продвижения вперед мы узнавали и о новых кровавых преступлениях гитлеровцев на белорусской земле. Одно из них — чудовищное злодеяние, учиненное над жителями деревни Хатынь, неподалеку от Минска.
Это случилось, как я узнал, побывав на пепелище Хатыни, 22 марта 1943 года. Специальный отряд карателей-фашистов нагрянул в деревню неожиданно. Жители не успели опомниться, как в хаты с автоматами в руках и собаками на поводках ворвались гитлеровцы. Угрожая оружием, натравливая собак, они загнали в самый большой в деревне сарай 149 человек. Затем каратели заперли дверь, обложили стены сарая соломой, облили бензином и подожгли его. В небо взметнулось огромное пламя. Крики, плач детей, стон стариков и женщин слились с гулом бушующего огня. Когда под напором обезумевших людей рухнули двери сарая и, охваченные ужасом, в горящей одежде хатынцы пытались вырваться из пламени, палачи открыли по ним огонь из автоматов. Хатынская земля содрогнулась от людских мук, залилась невинной человеческой кровью. 149 жителей Хатыни сгорели заживо в огне. Среди принявших мученическую смерть — 75 детей.
Уже потом, через много лет я узнаю, что не все хатынцы погибли. Посетив второй раз Хатынь — теперь уже мемориальный архитектурно-скульптурный комплекс, — я ознакомлюсь с подробностями хатынской трагедии. Троим ребятам — Володе Яскевичу, его сестре Соне и Саше Желобковичу во время облавы удалось незаметно скрыться от фашистов. И еще трое — Иосиф Каминский, Антон Барановский и Виктор Желобкович — вышли из огня живыми.