Эту песню из кинофильма "Семеро смелых" мы с Костей любили петь по вечерам там, в Борисовщизне.
Усенко взглянул на меня с благодарностью. Я разделял хорошее настроение Кости, понимал его. Он был рад благополучному для него исходу ранения. Физические страдания, бесконечные тягостные думы, ранящие душу сомнения (сможет ли вернуться в небо) - все это для пего осталось позади, ушло как дурной сои. Рядом с ним были мы, его однополчане, боевые друзья и командиры Богомолов и Серебряк, Лопатин и Мяло, Диговцев и Щербаков, Кузин и Родин, Гаркуненко и Клюшников и многие другие. Летчиков, правда, осталось до обидного мало. Очень мало!
Нет с нами верного Александра Устименко. Он ранен, находится на излечении в госпитале. Но Саша вернется! Вернется Николай Удалов и еще несколько человек. Но большинство уже не вернется. Всего три месяца назад перед вылетом на фронт в строю стояло сорок экипажей. В августе в Темкино прилетело пополнение из двенадцати экипажей. В разное время в полк прибыло еще восемнадцать летных экипажей. Теперь осталось шесть неполных. Шестьдесят четыре экипажа - более двухсот человек пилотов, стрелков-бомбардиров и радистов сложили головы, защищая на дальних подступах Москву.
Дорого обошлась фашистам гибель наших товарищей. За эти месяцы только от ударов 13-го скоростного бомбардировочного авиационного полка гитлеровцы недосчитались изрядного количества уничтоженных танков, самолетов, бронетранспортеров, автомашин, повозок, артиллерийских орудий, дотов, дзотов, штабов, узлов связи, складов, переправ, железнодорожных вагонов и паровозов, тысяч отборных фашистских солдат...
Москва никогда не забудет имена крылатых защитников своего неба в самый трудный 1941 год.
4
- Товарищ старший политрук! Младший лейтенант Усенко. Разрешите обратиться по личному вопросу?
В строго уставном обращении комиссар авиаполка Михайлов уловил необычайную взволнованность летчика. Он пристально оглядел его атлетическую фигуру, ладно сидящую летную форму, начищенные до блеска кирзовые сапоги.
- Да! Обращайтесь, товарищ Усенко, - Михайлов встал.
- Вот, - летчик подал исписанные листки бумаги. - Прошу рассмотреть!
Комиссар развернул. Прочитал:
"В первичную партийную организацию. Прошу принять меня кандидатом..."
В грозовом небе Ленинграда
1
Ровное поле аэродрома, раскинувшееся между дачным поселком Гражданка и селом Мурино, примыкало прямо к северо-восточной окраине Ленинграда. С юга оно было окаймлено лесом, вдоль опушки которого в капонирах были скрыты под маскировочными сетями "петляковы" из 73-го пикировочно-бомбардировочного авиаполка 8-й минно-торпедной дивизии военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота. На противоположной стороне летного поля виднелись капониры с истребителями "яковлевыми" и штурмовиками "ильюшиными".
Несмотря на скопление на аэродроме большого количества боевых самолетов, движения на нем не было заметно. Но это только внешне - для наблюдателей противника, которые находились рядом за Невой, на расстоянии артиллерийского выстрела. На самом деле жизнь фронтового аэродрома блокадного города не замирала ни на час: периодически с него быстро взлетали, уходили на боевые задания и возвращались группы пикировщиков и штурмовиков под прикрытием истребителей, готовились к вылетам другие. Но близость переднего края обороны заставляла морских авиаторов соблюдать строжайшие меры маскировки и предосторожности.
Возле КП первой эскадрильи пикировщиков стоял строй летчиков из восьми экипажей. Сентябрь 1943 года только начался, день выдался теплый, солнечный, но люди были одеты по-зимнему: в меховых комбинезонах коричневого цвета, в шлемофонах с белыми шелковыми подшлемниками и желтых унтах из собачьего меха; из-за широких поясных морских ремней виднелись засунутые меховые перчатки пикировщики летали на высотах, где температура воздуха была намного ниже нулевой.
Перед строем стоял высокий, стройный командир авиаэскадрильи, известный балтийский летчик, Герой Советского Союза Василий Иванович Раков. Сдвинутый на затылок шлемофон открывал его высокий чистый лоб, густые, черные с проседью волосы и худощавое, еще молодое лицо с прямым носом и строгими серо-голубыми глазами. Комэск держал в руках планшет с полетными картами и разглядывал линию фронта по южному берегу Финского залива. Собственно, эта линия ему была хорошо известна: она не менялась с октября 1941 года. Условные красная и синяя полосы огибали дугой Ораниенбаумский пятачок, прерывались на берегу у Стрельны и вновь появлялись на окраине Ленинграда в районе Автово-Пулково. Раков смотрел на условные знаки, обозначавшие немецкие дальнобойные артиллерийские батареи и ближние к ним аэродромы.
Рядом с командиром стояли флагманский штурман Сергей Степанович Давыдов, невысокий, худенький, светловолосый, тридцатишестилетний старший лейтенант, и примерно такого же возраста круглолицый адъютант эскадрильи майор Бородавка Давыд Данилович; чуть поодаль - воздушный стрелок-радист флагманского экипажа, начальник связи лейтенант Василий Михайлович Костромцов, небольшого роста, с худым лицом и припухлыми губами.
На аэродроме было тихо, но с юга из-за близкого леса доносилась артиллерийская канонада, глухой рокот которой напоминал грозу. Не обращая на нее внимания, Василий Иванович цепко оглядел строй летчиков и негромким, но четким, командирским голосом приказал:
- Внимание! Слушайте боевое задание. В районе села Беззаботное снова активизировалась фашистская дальнобойная батарея. Только что она обстреляла Кировский завод и морской порт. Есть разрушения и жертвы. Нам приказано уничтожить эту батарею. Вылетаем звеньями. Головное поведу я, второе - мой заместитель лейтенант Усенко, третье - младший лейтенант Пасынков. Предупреждаю: батарея может быть прикрыта нарядом истребителей. Поэтому за воздухом всем смотреть особенно внимательно. Помните правило войны: в воздушном бою побеждает тот, кто первым увидит противника! Вопросы ко мне есть? Штурман, дайте свои указания!
Сергей Степанович шагнул вперед, громко сказал:
- Выход в море через входные ворота... Высоту три с половиной тысячи метров набираем по маршруту до острова Котлин, разворот над Кронштадтом, выход на цель от...
Усенко стоял на правом фланге эскадрильи во главе своего экипажа и поглядывал то на командира, то на дававшего предполетные указания флаг-штурмана, слушал его по-юношескн звонкий голос, но в содержание слов не вникал: боевое задание он знал до мельчайших подробностей - накануне сам участвовал в его подготовке, продумал ход выполнения. Его одолевали другие мысли. О них-то он мне и рассказал при нашей очередной встрече.
Близость осуществления затаенной мечты всегда волнует человека. Так было и с Константином. Едва он, готовый к полету, встал в строй и услышал боевой приказ, как на него нахлынули воспоминания о пережитом, и сердце сжалось от боли за безвременно погибших товарищей, еще не отомщенных, а желание быстрее скрестить с фашистами свое грозное оружие, покарать их овладело всем его существом. В ожидании предстоящего боя Костя вспомнил родной 13-й авиаполк и мысленно послал привет нам, своим друзьям и товарищам, оставшимся, как здесь говорили, на Большой земле.
Две недели назад мы еще были вместе, выполняли важное задание - перегоняли боевые самолеты из глубокого тыла в действующие на фронтах авиаполки. Тогда-то из Москвы и пришел приказ, разъединивший нас: его, лейтенанта Усенко, откомандировывали в распоряжение командующего ВВС Краснознаменного Балтийского флота.
Услышав приказ, Костя обрадовался настолько, что на его худом лице от улыбки даже расправились шрамы. Он стал, как в лучшие довоенные годы, веселым, чуть не пустился в пляс. Я заподозрил его в том, что друг знал и ожидал эту весть, и упрекнул в скрытности. Костя от души рассмеялся, но тайну свою тогда не выдал.
Как положено, перед расставанием мы собрались в узком кругу, вспомнили Россь, Борисовщизну, бои под Ельней и Смоленском, в Подмосковье, погоревали о погибших, поговорили о том, как в конце 1941 года наш авиаполк вывели из боевого состава Западного фронта и отправили на Волгу за пополнением, как там к весне 1942 года завершили переформирование, выполнили с молодыми экипажами программу боевого обучения, выехали в Восточную Сибирь за материальной частью и... застряли в тоскливом ожидании очереди: оказалось, таких авиаполков, как наш, там скопилось несколько. Только через два месяца, в середине июня, мы наконец получили Пе-2 и приготовились лететь на фронт, когда Москва приказала передать пикирующие бомбардировщики морскому 73-му авиаполку, а нам в три дня переучиться на двухместные всепогодные истребители дальнего действия "петляков-3" и вылететь в заданный район.