Выбрать главу

- Я тоже развелся.

- Ты тоже? Дорогой, я же сказала, что это романтическая встреча. - Ее глаза затуманились. - Мы встречаемся с тобой в Венеции после расторгнутых браков. Совсем как в романах, дорогой.

- Вряд ли нам следует особенно зачитываться этим романом.

- А какие у тебя дела в Венеции? - спросила она.

- Никаких, - ответил я неосмотрительно. - Просто приехал отдохнуть.

- О, чудесно, дорогой, тогда ты можешь мне помочь! - воскликнула Урсула.

- Нет! - поспешил я ответить. - Это исключено.

- Дорогой, ты еще даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить, - жалобно молвила она.

- И знать не хочу. Все равно не стану помогать.

- Милый, мы столько лет не виделись, а ты сразу, даже не выслушав, так груб со мной, - возмутилась Урсула.

- Ничего. Я знаю по горькому опыту, на какие затеи ты способна, и вовсе не намерен тратить свой отпуск, участвуя в твоих ужасных махинациях.

- Ты противный, - сказала она, и губы ее задрожали, а синие, как цветки льна, глаза налились слезами. - Жутко противный… я тут одна в Венеции, без мужа, а ты не хочешь даже пальцем пошевелить, чтобы выручить меня в беде. Это не по-рыцарски с твоей стороны… ты гадкий… и… противный.

- Ну ладно, ладно, - простонал я, - выкладывай, в чем дело. Только учти, я не стану ни во что вмешиваться. Я приехал сюда провести несколько дней в мире и покое.

- Так вот, - начала Урсула, вытирая глаза и подкрепляясь глотком дюбонне. - Я приехала сюда, чтобы, можно сказать, совершить акт милосердия. Дело чрезвычайно трудное, возможны ослижнения.

- Ослижнения? - не удержался я.

Урсула осмотрелась кругом, проверяя нет ли кого поблизости. Так как поблизости было всего лишь около пяти тысяч веселящихся иностранцев, она посчитала, что может спокойно довериться мне.

- Ослижнения на высоком уровне, - продолжала она, понизив голос. - Это должно оставаться только между нами.

- Ты хочешь сказать - осложнения? - спросил я, желая придать беседе более осмысленный характер.

- Я сказала именно то, что подразумеваю, - сухо ответила Урсула. - Может быть, перестанешь меня поправлять? Эти вечные попытки поправлять меня всегда были одной из твоих худших черт. Это ужасно неприятно, дорогой.

- Извини, - произнес я покаянно. - Валяй, рассказывай, кто там, на высоком уровне кого ослизывает.

- Ну вот. - Она понизила голос так, что ее слова с трудом доходили до меня сквозь окружающий нас гомон. - Тут замешан герцог Толпаддльский. Я потому и приехала в Венецию, что Реджи и Марджери, да и Перри тоже доверяют только мне, и как герцог, разумеется, он просто душка, который страшно страдает от этого скандала, и когда я сказала, что приеду, они, конечно, сразу ухватились за эту возможность. Но ты не должен никому ни слова говорить об этом, дорогой, обещаешь?

- О чем я не должен говорить ни слова? - озадаченно справился я, давая жестом понять официанту, чтобы принес еще выпить.

- Но я ведь только что тебе сказала, - нетерпеливо произнесла Урсула. - О Реджи и Марджери. И Перри. И о герцоге, разумеется.

Я сделал глубокий вдох.

- Но я не знаю этих Реджи, Марджери и Перри. И герцога тоже.

- Не знаешь? - удивилась Урсула.

И я вспомнил, как ее всегда удивляло, что я не знаю никого из широкого скучного круга ее знакомых.

- Нет. А потому, сама понимаешь, я затрудняюсь понять, в чем дело. Могу только представить себе самые разные варианты - то ли все они заболели проказой, то ли герцога поймали на незаконном производстве спиртного.

- Что за глупости ты говоришь, дорогой, - возмутилась Урсула. - У него в роду нет алкоголиков.

Я снова вздохнул.

- Послушай, может быть, ты просто расскажешь, кто из них кому что сделал, учитывая, что я никого из них не знаю и, по правде говоря, предпочел бы не знать.

- Хорошо, - согласилась Урсула. - Перегрин - единственный сын герцога. Ему только что исполнилось восемнадцать, и он славный парень, несмотря на это.

- Несмотря на что? - растерянно спросил я.

- Несмотря на совершеннолетие, - последовал нетерпеливый и не очень вразумительный ответ.

Я решил не трогать очередную загадку.

- Продолжай, - сказал я, надеясь, что дальше все прояснится.

- Так вот, Перри учился в колледже Сент-Джонс… ну, ты знаешь, это жутко шикарная школа, про нее еще говорят, что она лучше Итона Харроу.

- Десять тысяч фунтов за триместр, не считая питание? Как же, слышал.

- Дорогой, туда принимают детей только самых видных родителей, - продолжала Урсула. - Это такое же изысканное заведение, как… как… как…

- Как универмаг “Харродз”?

- Что-то в этом роде, - неуверенно согласилась Урсула.

- Итак, Перри учился в колледже Сент-Джонс, - напомнил я.

- Ну да, и директор не мог на него нахвалиться. И тут вдруг гром среди ясного неба. - Она перешла на выразительный шепот.

- Гром? Что за гром?

- Среди ясного неба, милый, - нетерпеливо пояснила Урсула. - Ты отлично знаешь, и вообще, не прерывай меня, дорогой, дай досказать.

- Я только этого и жду. Пока что я услышал только про какого-то герцогского сынка, про гром и даже не понял толком, при чем тут небо.

- Так помолчи и послушай, я все объясню. Ты совсем не даешь мне говорить.

Я вздохнул.

- Хорошо. Молчу.

- Спасибо, милый. - Она сжала мою руку. - Так вот, значит. До этого грома Перри отлично успевал. Тут в его школу явились Реджи и Марджери. Реджи взяли на должность учителя рисования, он ведь здорово пишет маслом, и гравирует, и все такое прочее, хотя, на мой вкус, он несколько эксцентричен, я даже удивилась, честное слово, что его взяли в такое изысканное заведение, где не очень-то жалуют эксцентриков, сам понимаешь.

- Почему он эксцентрик?

- Ну, скажи сам, милый, разве это не эксцентрично - повесить над камином в гостиной портрет собственной жены в обнаженном виде? Я говорила ему - если уж непременно захотелось вешать ее на стену, лучше повесил бы в ванной, на что он ответил, что сперва подумывал украсить этой картиной комнату для гостей. Как иначе назвать его после этого, милый, если не эксцентриком?

Я не стал говорить ей, что заочно проникся симпатией к Реджи.

- Значит, роль грома исполнил Реджи?

- Да нет же, милый, громом была Марджери. Перри, как только увидел ее, сразу безумно влюбился, она ведь и впрямь хороша собой. Если тебе по вкусу женщины из Полинезии, которых рисовал Шопен.

- Может быть, Гоген?

- Возможно, - неуверенно отозвалась Урсула. - Во всяком случае, она очень мила, разве что малость глуповата. С Перри она повела себя очень глупо, стала его поощрять. И тут ударил еще один гром.

- Еще один гром? - Мужайся, велел я себе.

- Ну да. Эта дурочка, в свою очередь, влюбилась в Перри, а ты ведь знаешь, она ему почти в матери годится, и у нее есть ребенок. Ну, может, в матери и не годится, но ему-то всего восемнадцать, а ей уж точно тридцать, хоть она все время твердит, что двадцать шесть, но все равно, совсем неприличная история вышла. Естественно, Реджи совсем захандрил.

- У него был простой способ решить проблему - подарил бы Перри портрет Марджери, - предложил я.

Урсула укоризненно посмотрела на меня.

- В этом нет ничего смешного, милый, - строго заметила она. - Поверь мне, мы все были в полном смятении.

Я представил себе, какое это должно быть увлекательное зрелище - некий герцог в полном смятении, однако не стал развивать эту тему, а только спросил:

- Ну и что было дальше?

- Так вот, Реджи прижал к стене Марджери, и она призналась, что влюблена в Перри и у них был роман за гимнастическим залом - лучшего места не выбрали! Естественно, Реджи жутко возмутился и наставил ей синяк под глазом, чего, сказала я ему, вовсе не следовало делать. Потом он стал разыскивать Перри, чтобы, полагаю, и ему наставить синяк, но, к счастью, Перри уехал домой на уик-энд, так что Реджи его не нашел, и слава Богу, потому что Перри, бедняга, довольно щуплый, тогда как Реджи здоров как бык и жутко вспыльчив.

Теперь, когда сюжет стал проясняться, я поймал себя на том, что меня интересует продолжение.

- Говори же, что случилось потом? - сказал я.

- Потом случилось самое худшее, - выразительно прошептала Урсула.

Пригубив бокал, она воровато оглянулась, проверяя, не подслушивает ли вся Венеция, выбравшаяся из домов, чтобы опрокинуть стаканчик перед ланчем. Затем наклонилась вперед и потянула меня за руку. Я тоже наклонился.