– Именно для этого я и приехал в Венецию, – сообщил герцог.
– И што же ты хочешь шделать? Наушкать его ешшо на чью-нибудь жену?
– Я намерен серьезно поговорить с ним, – ответил герцог. – Мне эта связь противна так же, как вам, если не больше. И ей будет положен конец.
– Не шмей называть мою жену шва... шва... швязью. – Реджи побагровел до такой степени, что казалось – его вот-вот хватит удар. – Кто ты такой, черт дери, штобы называть мою жену швязью, а?
– Не вижу ничего пренебрежительного в этом слове, – холодно ответствовал герцог, – однако вы должны согласиться, что такое положение терпеть невозможно. Не говорю уже о разнице в возрасте. Это само по себе ужасает. Но если отставить это в сторону, вам должно быть ясно, что мальчик, как-никак, наследует титул герцога, а это обязывает его быть разборчивым в своих связях.
Реджи не сразу подобрал нужные слова для ответа.
– Клянусь, – сказал он наконец, – ты шамый большой кушок хо... ходячего коншкого навоза, какой я когда-либо видел.
– Реджи, дорогой, разве можно говорить такие вещи герцогу? – воскликнула шокированная Урсула.
– А почему нельзя? – рассудительно вопросил Реджи. – Ешли он щщитает, что моя жена неровня его паршивому щенку, тогда он без шон... без шон... шомнения самый большой и самый вонючий ходячий кушок коншкого навоза за пределами ипподрома Ашкот.
Спорщики сверлили друг друга свирепыми взглядами. И в эту самую минуту Урсула снова взвизгнула, потому что нас второй раз поразил гром среди ясного неба. В ресторан, держась за руки, вошли Перри и Марджери. Она – миловидная женщина, отдаленно похожая на девиц с полотен Гогена, он – стройный, гибкий, пригожий молодой человек в байроновском стиле. Не успел я сделать эти наблюдения, как Реджи, взревев, точно поранивший лапу лев с несварением желудка, поднялся со стула и дрожащим пальцем указал на влюбленную парочку, которая в ужасе замерла на месте, потрясенная внезапной встречей.
– Вот они – твой паршивый щенок и его швязь, – прокричал Реджи. – Сейчас я...
Черт дернул меня встать и положить руку на плечо Реджи, чтобы удержать его от опрометчивых действий.
– Постой, Реджи, – сказал я, – ты же в три раза здоровее его...
Я не успел договорить. Схватив отвороты моего пиджака огромной ручищей, Реджи поднял меня, как пушинку, и аккуратно опустил прямо на тележку со сладостями, которую весьма кстати катил мимо нас один из официантов. Мое приземление на тележке причинило непоправимый ущерб персикам с мороженым и ликером, роскошному клубничному торту, изысканному бисквиту со всякой липкой начинкой и великому числу сортов мороженого. Вид столь буйного проявления силы вывел Перри из оцепенения, он отпустил руку Марджери и обратился в стремительное бегство. Издав еще одно львиное рыканье, Реджи с поразительным для его сложения проворством помчался вдогонку, сопровождаемый по пятам Марджери, которая кричала: "Убийца, не смей его трогать!" Следом за ней бежал герцог, крича: "Если с его головы упадет хоть один волос, я подам на вас в суд!" Облепленный мороженым, бисквитом и клубникой, я сделал единственное, что мне оставалось, – швырнул на стол пачку банкнотов, схватил за руку Урсулу и побежал за нашими соотечественниками. Оказалось, что Перри несколько опрометчиво выбрал для бегства переулок, ведущий к площади Святого Марка. Держись он и дальше одних переулков, пожалуй, смог бы уйти от погони, но Перри выскочил, распугивая полчища голубей, на просторы огромной площади, где превосходство Реджи в скорости погубило беглеца. У Большого канала Реджи настиг его и схватил за шиворот. Когда мы, тяжело дыша, прибежали туда же, Реджи тряс Перри, будто куклу, осыпая бессвязной бранью. Конечно, мне следовало бы вмешаться, однако я уже испытал на себе реакцию Реджи на такие попытки и, учитывая непосредственную близость канала, посчитал, что мне больше подходит роль труса.
– Отпустите его, вы, громила! – прокричал герцог, запинаясь от недостатка воздуха.
– Отпусти его, отпусти, отпусти, он совсем слабенький! – визжала Марджери, колотя ладонями по широкой бесчувственной спине супруга.
– Дорогой, это все ты виноват, – тигрицей обрушилась на меня Урсула. – Сделай же что-нибудь!
Не успел я, однако, упрекнуть ее в вероломстве, как Реджи подтянул Перри к себе вплотную, сверля его взглядом.
– Меня тошнит от этого твоего паршивого папаши, и меня тошнит от тебя, – заорал он. – Так, значит, по мнению твоего вонючего родителя, моя жена недоштаточно хороша для тебя, а? Ладно, я вам покажу – вот ражведушь с ней, и можешь брать ее в жены, будь ты проклят!
Площадь Святого Марка – излюбленный аттракцион туристов, посещающих Венецию, а потому вполне естественно, что за нами с великим интересом следила многотысячная и многонациональная толпа.
– Что ты с-с-с-сказал?.. – вымолвил побледневший Перри, по-прежнему сотрясаемый ручищами Реджи.
– Разведусь с женой, и можешь сам жениться на ней, черт бы тебя побрал, – прорычал Реджи.
– Браво! Вот это ход! – донесся из толпы голос какого-то француза.
– Можете не сомневаться, мой сын поступит как положено, – возвестил герцог, переварив слова Реджи. – Как-никак, он учился в привилегированной школе и знает, как следует вести себя джентльмену.
– Но я не хочу жениться на ней, – выдохнул Перри.
– Как? – сказал Реджи.
– Как? – воскликнул герцог.
– Как? – чуть не хором подхватили Марджери и Урсула.
– Странный народ эти англичане, верно? – обратился француз к окружающим его зевакам.
– Я слишком молод, чтобы жениться, – жалобно произнес Перри. – Мне еще только восемнадцать лет.
– Как, ты отказываешься вернуть моей жене звание достойной женщины? – осведомился Реджи, осмысливая услышанное.
– Я не женюсь на ней, если вы это подразумеваете, – с раздражением ответил Перри.