– Эт-та к-к-книга, ко-которую вы дали Гэвину, сэр... В ней го-го-говорится о же-женитьбе, сэр?
– Хэвлок много пишет о женитьбе. А что именно тебя интересует?
– Он пи-пишет, к-к-как делать п-п-п-п-предложение, сэр?
– Как предлагать руку и сердце? Не уверен. Вряд ли у него на этот счет есть конкретные указания. Скорее, его книги могут служить руководством, как вести себя после женитьбы.
– Но в-ведь спе-сперва надо сделать п-п-п-предложение, сэр, – заметил Дэнис.
– Разумеется. Но это как раз несложно. Кому ты собираешься сделать предложение?
– С-с-с-с-сандре, – ответил он, и у меня замерло сердце.
Меньше всего на свете мог Дэнис рассчитывать на расположение Сандры, даже будь он первым красавцем, чего никак нельзя было сказать об этом парнишке с его прыщами и желтым пушком, как у только что вылупившегося цыпленка. Добавьте к этому заикание, и шансы Дэниса завоевать сердце Сандры равнялись его шансам стать премьер-министром.
– Ну, это очень просто, – решительно произнес я. – Ты приглашаешь ее куда-нибудь повеселиться и в конце вечера задаешь заветный вопрос. Элементарно. Все трудности начнутся после того, как она скажет "да".
– У меня прыщи, – уныло молвил Дэнис.
– У всех прыщи, – ответил я. – Не стану раздеваться перед тобой, но у меня вся спина в прыщах. Похоже на аэрофотоснимок главных вершин Андских гор.
– Т-так то на с-с-спине, – возразил он. – М-м-мои на ли-лице.
– Их почти не видно, – солгал я. – Не скажи ты об этом, я бы и не заметил.
– Я за-за-заикаюсь, – сказал Дэнис. – К-как можно сде-сделать п-п-п-предложение, ко-когда за-заикаешься?
– Совсем чуть-чуть, – заверил я его. – Когда наступит великая минута, ты от волнения забудешь заикаться.
– Еще я к-к-краснею, – не унимался Дэнис, твердо решив выложить мне все свои изъяны.
– Все краснеют, – ответил я. – Даже я, только под бородой и усами не видно. Способность краснеть – свойство людей положительных, деликатных. Тут вовсе нечего стыдиться. Кстати, у Хэвлока в восьмом томе говорится кое-что на этот счет.
– А п-про п-п-прыщи и за-заикание он пишет? – спросил Дэнис с надеждой в голосе.
– О прыщах ни слова. Это, собственно, не его область. Хочешь почитать, что он пишет в восьмом томе?
– Хо-хо-хочу, – с жаром согласился Дэнис.
И удалился, схватив восьмой том. Это собеседование совершенно измотало меня, я чувствовал себя примерно так, как себя чувствует какой-нибудь психиатр в конце тяжелого трудового дня. Я от души надеялся, что Хэвлок как-то поможет серьезному, славному парню, хотя шансы его явно были близки к нулю.
Следующим за советом к Хэвлоку обратился Джованни, один из официантов, высокий, стройный, красивый брюнет, напоминающий ухоженную антилопу с лучистыми глазами. Глядя на этого самоуверенного малого, трудно было представить себе, что у него вообще могут быть какие-либо проблемы, не говоря уже о сексуальных. Тем не менее однажды, когда я засиделся за ланчем в ресторане и остальные посетители уже ушли, он занял позицию метрах в двух от моего столика и уставился на меня.
– Да? – вздохнул я, отложив карандаш, которым делал пометки. – Какие у тебя проблемы, Джованни?
– Понимаете, – он нетерпеливо подошел вплотную к столику. – Я вот о чем хотел спросить... в этой вашей книге, э... говорится что-нибудь о садизме?
– Говорится, – ответил я. – А что? Тебя одолевает желание поколотить Инноченцо?
– Нет-нет. Речь не обо мне, а о моей подружке.
– Вот как, – осторожно молвил я. – И в чем же дело?
Он осмотрелся украдкой, убеждаясь, что мы одни.
– Она кусается, – прошептал он.
– Кусается?
– Ну да.
– Кого же она кусает? – спросил я в замешательстве, настолько его слова поразили меня.
– Она кусает меня, – объяснил Джованни.
– О! – Я малость опешил, ибо даже Хэвлок не подготовил меня к случаю с девушками, кусающими плечистых итальянских официантов.
– И почему же она кусает тебя?
– Она говорит – ей нравится мой вкус, – важно сообщил он.
– Так это только хорошо, разве нет?
– Нет. Она кусается больно, – возразил Джованни. – Иногда я боюсь, что она перекусит какой-нибудь сосуд и я истеку кровью.
– Не истечешь. Никто еще не умирал от ласковых укусов.
– И вовсе это не ласковые укусы, – возмущенно ответил он. – Она садизм.
– Садистка, – поправил я его.
– И это тоже.
– Но ласковые укусы – обычное дело, – заверил я. – Это признак обожания, любви.
Джованни еще раз оглянулся – никто не видит? – затем расстегнул рубашку.
– Вот это что – любовь или садизм? – спросил он, обнажая грудь, словно покрытую каракулем, сквозь который можно было рассмотреть аккуратные красные метки от укусов.
Кое-где зубы возлюбленной прокусили кожу, а один укус был даже залеплен пластырем.
– Что ж, – заметил я, – должно быть, это больно. Но я не стал бы называть это садизмом.
– Нет? – гневно осведомился Джованни. – Вы что же хотите – чтобы она сожрала меня?
– А почему тебе в ответ не укусить ее? – предложил я.
– Не могу. Ей это не понравится.
Я убедился, что у Джованни в самом деле есть проблемы и главная проблема заключалась в том, что ему неведомо, что такое настоящий садист или садистка.
– Хочешь одолжить у меня книгу, где говорится о садизме? – спросил я. – Может, поможет?
– Хочу, сэр. – Он просиял. – Я прочту ей, и она увидит, что она садизм.
– На твоем месте я не стал бы читать ей всю книгу, – предостерег я Джованни. – Ты ведь не хочешь, чтобы она взялась за плетки и прочие предметы.
– Я сперва прочту сам, – ответил он, поразмыслив.
– Правильно, на твоем месте я взял бы на себя роль цензора. Я принесу эту книгу вечером, Джованни.
– Спасибо, мистер Даррел, – сказал он и проводил меня до двери, кланяясь и застегивая рубашку.
Два дня спустя Джованни вернул мне книгу, но вид у него был слегка озабоченный.