– Почему не телеграфировал мне? – спросил я. – Я мог бы составить тебе компанию, все-таки легче.
– Ты чрезвычайно добр, Питер, но не хватало еще, чтобы я впутывал своих друзей в такие скверные дела. К тому же я знал – если все кончится благополучно и меня отпустят (а полиция долго упиралась), мне понадобится твоя помощь в одном деле, связанном с тем, что произошло.
– Я к твоим услугам, – ответил я. – Только скажи, дружище, чем я могу быть полезен.
– Так вот, я уже говорил тебе, что в юности находился на попечении дядюшки и успел возненавидеть его дом и все, что с ним связано. Теперь, после того что случилось, мне вообще невмоготу там появляться. Я не преувеличиваю, просто я убежден, что серьезно заболею, если проведу там хотя бы еще один день.
– Согласен, – твердо произнес я. – Это совершенно исключено.
– Что касается дома и обстановки, все можно оценить и продать через какую-нибудь парижскую фирму, это несложно. Но самое ценное в этом доме – библиотека. Вот тут мне нужен ты, Питер. Можешь ты поехать туда, чтобы произвести каталогизацию и оценку? Потом я найду склад, где книги будут храниться, пока я не расширю помещение моей собственной библиотеки.
– Конечно, могу, – ответил я. – С величайшим удовольствием. Скажи только, когда мне следует быть на месте.
– Я не поеду с тобой, – предупредил Гидеон. – Ты будешь там один.
– Ты же знаешь, я люблю уединение, – усмехнулся я. – И покуда меня будут окружать интересные книги, я буду чувствовать себя прекрасно, не беспокойся.
– Хотелось бы управиться с этим делом возможно быстрее, – продолжал Гидеон. – Чтобы я мог избавиться от этого дома. Как скоро мог бы ты приступить?
Я сверился со своим календарем и с удовольствием обнаружил, что на ближайшее время никаких важных дел не намечено.
– Как насчет конца следующей недели? – спросил я.
– Так скоро? – обрадовался Гидеон. – Отлично! Я могу встретить тебя на вокзале в Фонтене в следующую пятницу. Годится?
– Вполне, – сказал я. – И я постараюсь быстро разобраться с книгами. А теперь выпьем еще по бокалу портвейна, и ложись-ка ты спать.
– Дорогой Питер, медицинское сословие много потеряло, не заполучив тебя в свои ряды, – пошутил Гидеон, однако послушался моего совета.
В ту ночь я дважды просыпался оттого, что вроде бы слышал его крик, однако в доме было тихо, и я говорил себе, что мне почудилось. На другое утро Гидеон отправился во Францию, и я стал готовиться последовать за ним, отбирая вещи для продолжительного пребывания в доме его покойного дядюшки.
Во всей Европе царила морозная зима, и погода отнюдь не благоприятствовала дальним странствиям. Если бы не просьба Гидеона, я ни за что не покинул бы свой дом. Плавание через Ла-Манш было сплошным кошмаром, и по прибытии в Париж я чувствовал себя так отвратительно, что смог заставить себя съесть лишь немного жидкого мясного супчика, после чего лег спать. На другой день в городе была жуткая холодина, дул резкий ветер и с серого неба лил колючий дождь. Все же я добрался до вокзала, и началось, по видимости, нескончаемое путешествие с пересадками и ожиданием на все более неуютных станциях. От холода я окоченел до того, что перестал связно мыслить. Берега рек были украшены ледяными кружевами, пруды и озера глядели слепыми замерзшими очами на небеса стального цвета.
Наконец очередной местный поезд, весь в копоти, страдающий одышкой, дополз до станции Фонтен. Выйдя из вагона, я добрался со своим багажом до крохотного зала ожидания, где с облегчением узрел раскаленную чуть ли не докрасна старинную пузатую печку, в которой весело горели каштановые корни. Свалив свои вещи в углу, я некоторое время посидел, оттаивая, перед печкой. Гидеон не показывался. Глоток бренди из походной фляги и жар от печки взбодрили меня. Прошло полчаса, а Гидеона все не было. Я уже начал беспокоиться и вышел на перрон. Серое небо, казалось, опустилось еще ниже, в воздухе кружили огромные, с полкроны, снежинки, предвещая изрядную вьюгу. Я стал подумывать, не пойти ли мне в селение пешком, в это время послышался стук копыт и на дороге показалась двуколка, управляемая Гидеоном, облаченным в поблескивающее меховое пальто и каракулевую шапку.
– Ради Бога, извини, Питер, что заставил тебя долго ждать, – сказал он, пожимая мою руку, – но нас преследуют злоключения. Давай я помогу тебе с твоими саквояжами, а по дороге объясню, в чем дело.
Мы погрузили мои вещи в двуколку, затем я сел на козлы рядом с Гидеоном и закутался в предусмотрительно захваченный им толстый плед. Он дернул поводья, щелкнул кнутом, и мы быстро покатили по дороге, обильно осыпаемые хлопьями снега. Порывы ветра хлестали наши лица, выжимая слезы из глаз, однако Гидеон не уставал подгонять лошадь.
– Спешу доехать до места, пока не разыгралась вьюга, – пояснил он, – потому и гоню так. Здесь бывает такая метель, что недолго и застрять в снегу на несколько дней.
– Да, зима в этом году выдалась суровая, – отозвался я.
– Самая суровая за последние пятьдесят лет, – подтвердил Гидеон.