Да провались они, твои награды, думал Нунан, раскачивая ногой и угрюмо глядя на мелькающий носок ботинка. В паутину, на чердак я твои награды вешал! Тоже мне моралист, воспитатель, — я и без тебя знаю, с кем я здесь имею дело, нечего мне морали читать, какой у меня противник. Скажи просто и ясно: где, как и что я прошлепал… что эти негодяи откололи еще… где, как и какие нашли щели… и без предисловий, я тебе не приготовишка сопливый, мне уже за полвека перевалило, и я тебе здесь не ради твоих орденов сижу…
— Что вы слышали о Золотом шаре? — спросил вдруг господин Лемхен.
Господи, с раздражением подумал Нунан, Золотой-то шар здесь при чем? Провалился бы ты с твоей манерой разговаривать…
— Золотой шар есть легенда, — скучным голосом доложил он. — Мифическое сооружение в Зоне, имеющее форму и вид некоего золотого шара, предназначенное для исполнения человеческих желаний.
— Любых?
— В соответствии с каноническим текстом легенды — любых. Существуют, однако, варианты…
— Так, — произнес господин Лемхен. — А что вы слышали о «смерть-лампе»?
— Восемь лет назад, — скучным голосом затянул Нунан, — сталкер по имени Стефан Норман, по кличке Очкарик, вынес из Зоны некое устройство, представляющее собою, насколько можно судить, нечто вроде системы излучателей, смертоносно действующих на земные организмы. Упомянутый Очкарик предлагал этот агрегат институту. В цене они не сошлись, Очкарик ушел в Зону и не вернулся. Где находится агрегат в настоящее время — неизвестно. В институте до сих пор рвут на себе волосы. Известный вам Хью из «Метрополя» предлагал за этот агрегат любую сумму, какая уместится на листке чековой книжки.
— Все? — спросил господин Лемхен.
— Все, — ответил Нунан. Он демонстративно оглядывал комнату. Комната была скучная, смотреть было не на что.
— Так, — сказал Лемхен. — А что вы слышали о «рачьем глазе»?
— О каком глазе?
— О рачьем. Рак. Знаете? — Господин Лемхен постриг воздух двумя пальцами. — С клешнями.
— В первый раз слышу, — сказал Нунан, нахмурившись.
— Ну а что вы знаете о «гремучих салфетках»?
Нунан слез со стола и встал перед Лемхеном, засунув руки в карманы.
— Ничего не знаю, — сказал он. — А вы?
— К сожалению, я тоже ничего не знаю. Ни о «рачьем глазе», пи о «гремучих салфетках». А между тем они существуют.
— В моей Зоне? — спросил Нунан.
— Вы сядьте, сядьте, — сказал господин Лемхен, помавая ладонью. — Наш разговор только начинается. Сядьте.
Нунан обогнул стол и уселся на жесткий стул с высокой спинкой.
Куда гнет? — лихорадочно думал он. Что еще за новости? Наверное, нашли что-нибудь в других Зонах, а он меня разыгрывает, скотина. Всегда он меня не любил, старый черт, не может забыть того стишка…
— Продолжим наш маленький экзамен, — объявил Лемхен, отогнул портьеру и выглянул в окно. — Льет, — сообщил он. — Люблю. — Он отпустил портьеру, откинулся в кресле и, глядя в потолок, спросил: — Как поживает старый Барбридж?
— Барбридж? Стервятник Барбридж под наблюдением. Калека, в средствах не нуждается. С Зоной не связан. Содержит четыре бара, танцкласс и организует пикники для офицеров гарнизона и туристов. Дочь, Дина, ведет рассеянный образ жизни. Сын, Артур, только что окончил юридический колледж.
Господин Лемхен удовлетворенно покивал.
— Отчетливо, — похвалил он. — А что поделывает Креон Мальтиец?
— Один из немногих действующих сталкеров. Был связан с группой «Квазимодо», теперь сбывает хабар институту, через меня. Я держу его на свободе: когда-нибудь кто-нибудь клюнет. Правда, последнее время он сильно пьет и, боюсь, долго не протянет.
— Контакты с Барбриджем?
— Ухаживает за Диной. Успеха не имеет.
— Очень хорошо, — сказал господин Лемхен. — А что слышно о Рыжем Шухарте?
— Месяц назад вышел из тюрьмы. В средствах не нуждается. Пытался эмигрировать, но у него… — Нунан помолчал. — Словом, у него семейные неприятности. Ему сейчас не до Зоны.
— Все?
— Все.
— Немного, — сказал господин Лемхен. — А как обстоят дела у Счастливчика Картера?
— Он уже много лет не сталкер. Торгует подержанными автомобилями, и потом у него мастерская по переоборудованию автомашин на питание от «этаков». Четверо детей, жена умерла год назад. Теща.
Лемхен покивал.