Возможно, дядя пытался угостить даму в перчатках кофе с пирогом; сам он ничего не ел, лишь наблюдал, как пирог, кусочек за кусочком, тает у дамы во рту. Отдыхающие смеялись еще громче, потому что в жару едят не пироги, а мороженое и потому, что наш дядя не знал, как пишут открытки в кафе и читают газеты на пляже. Он ненавидел путешествия.
Вечерами они гуляли по набережной, причем дядя, наверное, снова и снова пытался обнять даму в перчатках, но дама была слишком легкой, ветер унес ее из дядиных рук в объятия какого-то пляжного завсегдатая, или метателя ножей из варьете, или даже в объятия официанта из прибрежного кафе. Форма официантов выглядит красиво даже в сильную жару.
Вероятно, официант снял перчатки, когда увидел даму, а дама, заметив официанта, тоже сняла перчатки и сунула их в руку дяде, который так и остался стоять на набережной, не зная, как обычно возвращаются домой путешественники. Отдыхающие корчились от смеха, а дядя от стыда, после чего он решил, что ноги его за границей больше не будет.
Позже он еще раз попытался вернуть даму с маленькими руками, размахивал перчатками перед ее лицом, но, вероятно, дама только засмеялась, как умеют смеяться лишь женщины, плюнула на перчатки и притопнула ногой от нетерпения. Потом положила деньги на стол и ушла по делам.
А дядя остался с песком в ботинках, за шиворотом и во рту и, попытавшись что-то сказать, закашлялся и никак не мог перестать. А мы вскочили с чемоданов, которые были так набиты, что при всем желании не закрывались. Мы распахнули окна и впустили свежий воздух, словно этим могли принести дяде облегчение. Потом подняли его за плечи и мягко похлопывали по спине, пока он не наклонился вперед и не засипел сквозь зубы, давая нам понять, что он возмущен и своим путешествием, и придуманной нами историей.
ЖИВАЯ ИЗГОРОДЬ
Уже не один месяц мы знаем, что кто-то поселился в живой изгороди за домом наших родителей. Не будь мы давно взрослыми, мы бы не сомкнули глаз и по ночам, сжимая в кулаке карманные фонарики, крадучись ходили бы вокруг дома, ставили ловушки и натягивали невидимые силки, однако приманка в ловушках осталась бы нетронутой, силки — целыми, а разрыхленные дорожки — без следов. Может, мы бы дежурили у черного хода: одну ночь — мой брат, другую — сестра, третью — я. Но в конце концов мой брат-почтальон отказался бы от этой затеи, потому что тот, кто не спит по ночам, по утрам натыкается на заборы и собак. Так что караулить пришлось бы мне и сестре, но сестра по утрам стоит за прилавком, продает испеченный булочником хлеб, — с улыбкой, от которой, правда, богатеем не мы, а булочник.
Так и выходит, что одна я ночь за ночью стою у черного хода с фонариком в руке, не спуская глаз с изгороди. Каждый час я проверяю силки и ловушки, и, хотя храброй меня не назовешь, свой пост я покидаю лишь с приходом мальчишки-газетчика. Прежде чем войти в дом, я поправляю в палисаднике щит, на котором четкими буквами написано, что мы желаем продать дом наших родителей.
По пути к кровати я слышу, как кипит вода для кофе, и в приоткрытую дверь вижу, как брат чистит щеткой темную куртку. Сестра правой рукой гладит фартук, а в левой держит яблоко, то и дело от него откусывая. Деревья в нашем саду дают хороший урожай. Я знаю: поспать мне не удастся, пока около полудня брат не придет домой. Я буду беспрестанно сбегать вниз по лестнице, распахивать двери и приветствовать покупателей — радостных загорелых отпускников в больших солнечных очках, которые по дороге от одного озера к другому заезжают к нам посмотреть дом, — крупных мужчин за рулем и бдительных дам с властными голосами рядом с ними.
Я предлагаю им кофе и печенье из большой жестяной коробки, которую сестра наполняет каждый вечер, когда возвращается домой от булочника. Отпускникам нравится пить наш кофе по пути от одного озера к другому, и печеньем они тоже угощаются с удовольствием. Когда же, наевшись досыта, они, по обыкновению отдыхающих, начинают слизывать с пальцев сахарную пудру, я приступаю к экскурсии. С гордостью, потому что дом наших родителей хоть и маленький, но вместительный. Можно разойтись, не теряя друг друга из виду. Каждый час солнце светит в другое окно. Зимой у нас светло дольше, чем у других. До озера полчаса в любом направлении — куда бы вы ни ехали. Но это уже не мой голос, а моего брата-почтальона, научившего меня обращению с покупателями, ведь мы любой ценой хотим как можно скорее избавиться от дома наших родителей.