Мэрион нарушила тишину первой.
— Этим вершинам, должно быть… миллионы лет.
— Миллионы. Какой ужас! — воскликнула Эдит. — Миранда, ты это слышала?!
В четырнадцать, упоминание о миллионах лет может звучать почти неприлично. Светящаяся спокойной молчаливой радостью Миранда, просто улыбнулась ей в ответ. Эдит настаивала:
— Миранда! Это ведь не правда, да?
— Однажды мой отец заработал миллион на шахте в Бразилии, — сказала Ирма. — И купил маме рубиновое кольцо.
— Деньги — это совсем другое, — справедливо заметила Эдит.
— Нравится Эдит это или нет, — заявила Мэрион, — но её упитанное тельце состоит из миллионов и миллионов клеток.
Эдит закрыла уши руками:
— Мэрион, прекрати! Я не хочу этого слышать.
— Более того, ты, дурочка, уже прожила миллионы и миллионы секунд.
Эдит стала совсем бледной.
— Перестаньте! У меня уже кружится голова.
— Не приставайте к ней, Мэрион, — успокаивающим тоном вмешалась Миранда, видя, что всегда несокрушимая Эдит впервые растеряна. — Бедняжка переутомилась.
— Да, — сказала Эдит, — и эти ужасные папоротники колют мне ноги. Почему мы не можем сесть на это бревно и не посмотреть на эту глупую старую скалу отсюда?
— Потому что, — ответила Мэрион Куэйд. — Ты просилась пойти с нами, а мы — три старшеклассницы, хотим посмотреть на Висячую Скалу поближе, прежде чем возвращаться.
Эдит начала хныкать.
— Здесь так противно… Если бы я знала, что здесь будет так противно, ни за что бы не пошла…
— Я всегда считала её глупой, но теперь знаю это наверняка, — вслух подумала Мэрион. Она сказала это также, как если бы говорила об аксиоме равностороннего треугольника. В Мэрион не было ни капли злости — только жгучее стремление к истине во всех областях.
— Не переживай, Эдит, — утешала Ирма. — Скоро ты пойдёшь домой, съешь ещё праздничного пирога и будешь счастлива.
Нехитрое решение не только бед Эдит, но и печалей всего человечества. Даже совсем маленькой, Ирма Леопольд больше всего хотела, чтобы все вокруг неё были счастливы, съев любимого пирога. Иногда от этого ей становилось почти невыносимо, как в тот раз, когда она смотрела на спящую в траве Мадмуазель. Позже это проявилось в её щедрых дарах от переполняющегося сердца и кошелька, которые без сомнения были угодны раю, но не её юридическим советникам; огромные пожертвования для тысячи потерявших надежду: прокаженных, пропащих театральных трупп, миссионеров, священников, больных туберкулёзом проституток, праведников, увечных собак и нищих со всего мира.
— Мне кажется, что где-то здесь раньше была тропинка, — сказала Миранда. — Помню, отец показывал мне картину с людьми в старинных одеждах. Они были у этой скалы на пикнике. Жаль, я не знаю где именно её рисовали.[6]
— Они могли добраться к Скале по-другому, — сказала Мэрион, доставая карандаш. — Раньше сюда, вероятно, ехали со стороны горы Маседон. А вот мне бы хотелось увидеть те странные висячие валуны, которые мы заметили утром из экипажа.
— Мы не можем пойти дальше, — ответила Миранда. — Помните, я обещала Мадмуазель, что мы не задержимся на долго.
С каждым шагом вид впереди становился всё более чарующим, с зубчатыми утёсами и покрытыми лишайником камнями. Вот блестящая гора победоносно возвышается над пыльными серебристыми листьями кизила, а вот уже видно, как в тёмной щели между скалами зелёным кружевом подрагивает папоротник.
— Давайте хотя бы посмотрим на всё вокруг с того небольшого подъёма, — сказала Ирма, подбирая объёмные юбки. — Хорошо бы изобретателю женской моды 1900-го, самому пройтись через папоротники в трёхслойной юбке.
Вскоре папоротник уступил место плотным зарослям колючего кустарника, заканчивающимися у доходящего до пояса уступа скалы. Миранда первая выбралась из зарослей и, опустившись на колени, принялась помогать взобраться на камни остальным, с тем видом умелого знатока, который так восхитил мистера Хасси утром, когда она открывала ворота. («Когда нашей Миранде было пять», — любил вспоминать её отец, «она села на лошадь как настоящий объездчик». «Да», — добавляла её мать, «и выходила к гостям высоко подняв голову, как маленькая королева»).
6
Картина, которую вспоминает Миранда называется «Пикник у Висячей Скалы» Уильяма Форда, 1875 г. Сейчас находится в Национальной галерее Виктории