Ограждённые от естественных контактов с землёй, воздухом и солнцем, давящими на солнечное сплетение корсетами, объёмными юбками, хлопковыми чулками и кожаными ботинками, плотно поевшие девочки, сонливо лежали в тени и больше напоминали людей с фотокарточек, непринуждённо позирующих возле ребристых скал и нарисованных деревьев, чем часть окружающей их природы.
Утолив голод и насладившись непривычным лакомством до последней крошки, тарелки с чашками промыли в заводи, и устроились поразвлечься. Некоторые разбрелись по двое или по трое, под строгим наказом не уходить далеко от экипажа, другие же, дремали и грезили, опьянённые жирной пищей и солнцем. Розамунд что-то вышивала, а Бланш уже спала. Две трудолюбивые сестры из Новой Зеландии делали карандашом наброски с мисс МакКроу, наконец снявшую лайковые перчатки, в которых до этого рассеянно пыталась есть банан, что привело к жутким последствиям. Она ровно сидела на поваленном дереве в очках со стальной оправой, уткнувшись острым носом в книгу и сделать на неё шарж не составляло труда. Рядом на траве, вытянувшись во весь рост, отдыхала Мадмуазель: светлые волосы спадали ей на лицо. Взяв у кого-то перламутровый ножик, Ирма с чувственным изяществом, достойным пира у Клеопатры, снимала со спелого абрикоса кожицу.
- Миранда, ну почему так, - шептала она, - почему такая красавица – учительница? Это же скука смертная… Ой, сюда идёт мистер Хасси, жалко её будить.
- Я вовсе не сплю, ma petite. Просто мечтаю, - сказала воспитательница, опираясь на локоть и загадочно улыбаясь. – Что там, мистер Хасси?
- Извините за беспокойство, мисс, но я хотел убедиться, что мы выедем не позже пяти. Возможно, раньше, как только я подготовлю лошадей.
- Конечно. Как скажете. Я прослежу чтобы девочки были готовы. А который сейчас час?
- Это я и хотел спросить, мисс. Мой старый тиккер встал в двенадцать часов. Именно сегодня, за весь дурной год.
Оказалось, что маленькие французские часики Мадмуазель были на ремонте в Бендиго.
- У Музо Монпелье, мисс?
- Да, кажется часовщика зовут именно так.
- С Голден-сквер? Ну, тогда вы в хороших руках.
На лице француженки вспыхнул слабый, но различимый румянец, противоречащий её холодному: - Вы так думаете?
Однако, мистер Хасси вцепился в Музо Монпелье, словно пёс в кость, и, кажется, не мог так просто отказаться от этой темы.
- Скажу вам, мисс, - Музо Монпелье, как и его отец, - один из лучших представителей своего семейства в Австралии. И к тому же, прекрасный джентльмен. Правильно сделали, что пошли именно к нему.
- Я вас поняла. Миранда, у тебя были маленькие бриллиантовые часики, подскажи нам, который час?
- Извините, Мадмуазель, но я их больше не ношу. Терпеть не могу, когда они целый день тикают прямо над сердцем.
- Если бы у меня были такие, - сказала Ирма, - я бы их никогда не снимала, даже в ванной. А вы, мистер Хасси?
Неохотно оторвавшись от книги, мисс МакКроу полезла двумя костлявыми пальцами в складки красно-коричневой накидки на груди и достала оттуда старомодные часы с репетиром на золотой цепочке.
- Остановились ровно в двенадцать. Никогда раньше не останавливались. Принадлежали ещё моему отцу.
Мистеру Хасии пришлось ограничиться многозначительным взглядом на тень от Висячей скалы, которая с самого обеда клонилась и ползла по «Поляне для пикников».
- Я поставлю котелок на чай ещё раз? Думаю, это займёт не больше часа.
- Часа, - произнесла Мэрион Куэйд, доставая бумагу в клеточку и линейку. – Я бы хотела провести некоторые измерения у основания скалы, если у нас ещё есть время.
Миранда с Ирмой тоже хотели поближе взглянуть на Скалу и попросили разрешения прогуляться перед чаем до нижнего уступа. После минутного колебания, когда мисс МакКроу вновь погрузилась в книгу, Мадмуазель согласилась.
- Миранда, это далеко, если идти напрямик?
- Всего несколько сотен ярдов, - ответила Мэрион Куэйд. – Но нам придётся пройти вдоль речки, что займёт немного больше времени.
- Можно мне пойти с вами? – спросила Эдит, поднимаясь на ноги и выразительно зевая. – Я съела так много пирога, что почти засыпаю.
Ирма и Мэрион вопросительно посмотрели на Миранду и Эдит позволили плестись сзади.
- Не беспокойтесь, дорогая Мадмуазель, - улыбнулась Миранда. – Мы вернёмся совсем скоро.
Воспитательница стоя наблюдала как четверо девочек удаляются в сторону речки: немного впереди по высокой, задевающей светлые юбки траве, скользила Миранда, вслед за ней, взявшись за руки, шли Мэрион с Ирмой и неуклюже брела Эдит. Дойдя до зарослей камыша, где течение меняло направление, Миранда остановилась, повернула светлую головку и степенно улыбнулась Мадмуазель, которая улыбнулась в ответ и помахала рукой. Она стояла там и помахивала рукой пока они не скрылись из виду за поворотом.
- Mon Dieu! 5– воскликнула она в голубую даль, - Теперь я знаю…
- Что вы теперь знаете? – внезапно подняв глаза от книги, в своей обычной, вводящей в замешательство манере, насторожено и пытливо спросила Грета МакКроу. Француженке редко не доставало слов, даже в английском, но сейчас она растерялась. Ей казалось невозможным объяснить такому человеку как мисс МакКроу, то захватывающее открытие, что Миранда – это ангел Боттичелли… Летним днём невозможно объяснять или даже просто ясно мыслить о действительно важных вещах. Как, к примеру, любовь. Всего несколько минут назад она едва не потеряла сознание от одной мысли о руках Луи умело поворачивающих завод в маленьких часиках «Севр». Она снова легла на тёплую душистую траву и стала наблюдать за тенями от нависающих ветвей, которые постепенно удалялись от корзины с лимонадом и молоком. Совсем скоро корзина полностью окажется во власти солнца и мадмуазель придётся встать и перенести её в тень. Девочки ушли минут десять назад, может больше. Смотреть на часы не было никакой надобности. Упоительная послеполуденная нега была как раз тем часом, когда утомлённые будничными делами люди, обычно дремлют или мечтают, как это сейчас делала она. В колледже Эпплъярд в это время обычно заканчиваются дневные занятия и ученицам должно постоянно напоминать о том, чтобы они не сутулились и делали домашнее задание. Приоткрыв один глаз, Мадмуазель могла видеть у заводи двух деятельных сестёр, которые отложив свои альбомы, спали, и Розамунд, склонившуюся над вышивкой. Лишь усилием воли Мадмуазель удалось заставить себя пересчитать вверенных ей девочек. Кроме Эдит и трёх старшеклассниц, все были на виду и совсем рядом. Она закрыла глаза и позволила себе удовольствие продолжить прерванную грёзу.
Тем временем четверо девочек всё ещё шли вдоль извилистого берега речки, что брала начало у основания Скалы в где-то сокрытом устье в зарослях папоротника и кизила. У «Поляны для пикников» она текла почти невидимой струйкой, а затем резко на сотню ярдов становилась глубже и прозрачней, довольно быстро перебегая по гладким камням. Некоторое время спустя речка расширялась в небольшую заводь, окруженную сочной ярко-зелёной травой, что, несомненно, и привлекло сюда для пикника группу людей с экипажем. Тучный пожилой мужчина с усами и в шляпе от солнца крепко спал на спине, запрокинув назад крупное раскрасневшееся лицо, и скрестив руки на обмотанном широким алым поясом животе. Неподалёку, прислонившись к дереву и обмахиваясь веером из пальмовых листьев, на куче подушек из экипажа с закрытыми глазами сидела миниатюрная женщина в изысканном шелковом платье. Стройный светловолосый юноша, или очень молодой человек, в бриджах для верховой еды был поглощён чтением журнала, в то время как другой, примерно такого же возраста или немногим старше, и столь же крепкий, и загорелый, каким нежным и розовощёким выглядел другой, занимался мытьём бокалов из-под шампанского на берегу заводи. Свою кучерскую шляпу и тёмно-синий пиджак с серебристыми пуговицами он небрежно бросил на заросли камыша, показав копну густых тёмных волос и сильные медно-красные руки, густо укрытые татуировками с русалками.