- Хм… Как оно называется?
- «Ода Святому Валентину». На мгновение заострённое личико просветлело и стало почти хорошеньким.
- Не уверена, что знакома с ним, - с должной осторожностью сказала директриса. (В её положении невозможно быть слишком предусмотрительной, так много всего может принадлежать перу Теннисона или Шекспира). – Где ты нашла её, Сара, эту «Оду»?
- Нигде. Я её сама написала.
- Сама написала? Нет, не желаю это слушать, благодарю. Может быть тебе покажется это странным, но я предпочитаю миссис Хеманс. Дай мне свою книгу и расскажи то, что успела выучить.
- Я же сказала вам, я не могу выучить этот глупых стих, даже если буду сидеть здесь неделю.
- Тогда тебе придётся попробовать ещё, - сказала внешне спокойная и рассудительная директриса, отдавая ей учебник. С неё уже было довольно этого угрюмого молчаливого ребёнка. – Сейчас я тебя оставлю, Сара, и рассчитываю, что через полчаса к приходу мисс Ламли ты будешь знать всё назубок. В противном случае, боюсь, мне придётся отправить тебя в постель, вместо того чтобы разрешить подождать пока вернутся с пикника остальные.
Дверь в классную закрылась, в замке повернулся ключ, ненавистное присутствие в комнате прекратилось.
Снаружи, в радостном зелёном саду возле классной, на клумбе огнём горели георгины, ловя лучи послеполуденного солнца. Мадмуазель и Миранда должно быть сейчас пьют чай в тени деревьев… Подперев тяжелую голову на испачканной чернилами парте, малютка Сара разразилась гневными рыданиями.
- Ненавижу её... Ненавижу… О, Берти, Берти, где же ты? Господи, а где ты? Если ты действительно видишь падение малой птицы, как пишут в Библии, почему ты не спустишься и не заберешь меня отсюда? Миранда говорит, что я не должна ненавидеть людей, даже если они плохие. Но я не могу, милая Миранда… Я ненавижу её! Ненавижу!
Послышался скрип половицы – это мимо запертой двери промчалась миссис Хеманс.
За башней колледжа в пламени яркого розового и оранжевого зашло солнце. Миссис Эпплъярд плотно поужинала у себя в кабинете; на её подносе стояли: холодная курица, сыр Стилтон и шоколадный мусс. Кухня в колледже была неизменно превосходной. Проплакавшуюся и по-прежнему упорствующую Сару отправили в постель с тарелкой холодной баранины и стаканом молока. В освещённой лампой кухне, кухарка и пара служанок в чепчиках и фартуках, ожидали скорого возвращения уехавших на пикник и играли за шероховатым деревянным столом в карты.
Понемногу сгущалась и темнели сумерки. Высокий и почти пустой дом стал непривычно тихим; его наполняли тени даже когда Минни зажгла лампы на кедровой лестнице, где мраморная Венера, предусмотрительно расположив одну руку на животе, взирала в окно на свою тёзку, держащую светильник над затемнённым сумраком газоном. Несколько минут назад пробило восемь. Миссис Эпплъярд раскладывала пасьянс в своём кабинете, прислушиваясь к шороху гравия на подъездной дороге, и уже решившись пригласить мистера Хасси к себе на рюмочку бренди… В декантере ещё оставалось довольно много с визита епископа Бендиго, приезжавшего в колледж на обед.
За несколько лет работы мистер Хасси показал себя настолько пунктуальным и благонадёжным, что, когда высокие напольные часы на лестнице пробили полдевятого, директриса поднялась из-за карточного стола и потянула за бархатный шнур личного звонка, который властно разнёсся на кухне. На него незамедлительно отреагировала Минни. Немного раскрасневшись в лице, она остановилась в дверях на почтительном расстоянии и миссис Эпплъярд с неодобрением отметила её сбившийся чепчик.
- Том ещё здесь, Минни?
- Не знаю, мэм, я могу спросить кухарку, - ответила Минни, которая полчаса назад видела своего обожаемого Тома в одних трусах, растянувшимся на кровати у себя в чердачной комнате.
- Хорошо, если найдёте его, сразу же пошлите ко мне.
После двух или трёх раскладов «Мисс Миллиган», миссис Эпплъярд, которая обычно презирала удовольствие мухлежа в пасьянсе, нарочно подложила себе нужного валета червей и вышла на гравийную дорожку перед крыльцом, где на металлической цепи покачивалась зажжённая керосиновая лампа. Аспидные крыши колледжа серебром мерцали на фоне безоблачного тёмного-синего неба. В одной из комнат на верхнем этаже из-за штор пробивался одинокий свет: это в свой выходной в постели читала Дора Ламли.
Запах маттиол и солнечных петуний переполнял безветренный воздух. Во всяком случае, ночь стояла спокойная и мистер Хасси был отличным извозчиком. Однако, она всё же послала за Томом, чтобы его ирландский здравый смысл её успокоил, и она согласилась бы, что переживать не о чём и ничего страшного если повозка вернётся на час позже. Она вернулась в свой кабинет и начала новую партию пасьянса, однако почти сразу же встала, чтобы сравнить свои золотые часики с часами в гостиной. Когда пробило полдесятого, она вновь позвонила Минни, и та сообщила, что Том принимает горячую ванну в каретном сарае и после это «сразу же» направится к ней. Потянулись ещё десять минут.
И вот наконец раздался стук копыт по главной дороге… где-то в полумили от колледжа… сейчас они проезжали над водопроводом… директриса смотрела на движущиеся огоньки между деревьев. Когда экипаж поравнялся с воротами и быстро проехал мимо, послышался хор подвыпивших голосов – это из Вуденда возвращалась стайка гуляк. В эту же минуту в дверях появился Том, который тоже их слышал. На нём были тапочки и свежая сорочка. Если миссис Эпплъярд и испытывала к кому-то симпатию в своём непосредственном окружении, то это, без сомнения, был веселоглазый ирландец Том. Независимо от того, что ей требовалось: выбросить мусор, сыграть для горничных на губной гармошке или отвезти учительницу рисования на станцию в Вуденд, - всё поручалось Тому.
- Я здесь, Мэм. Минни сказала вы звали.
На незатенённом крыльце было видно, что её дряблые щёки приобрели восковой оттенок.
- Том, - сказала миссис Эпплъярд, глядя прямо на него глазами-буравчиками, словно ища в его лице ответа, - ты знаешь, что мистер Хасии ужасно задерживается?
- В самом деле, Мэм?
- Сегодня утром он честно обещал мне, что вернёт девочек в колледж к восьми, а сейчас уже половина одиннадцатого. Сколько по-твоему отсюда ехать до Висячей скалы?
- Ну, довольно далековато…
- Подумай хорошенько, пожалуйста. Ты же знаешь эту дорогу.
- Скажем, часа три и ещё где-то полчаса и будете на месте.
- Именно. Хасси собирался выехать с «Поляны для пикников» около четырёх. Сразу же после чая.
Хорошо поставленный голос директрисы внезапно начал срываться.
- Что ты стал и вылупился как идиот?! Что по-твоему могло случиться?
Том, чей певучий ирландский говор пленял многие женские сердца помимо его Минни, решил как-то успокоить директрису. Если бы её удручённое лицо хоть немного хотелось поцеловать, он, возможно, даже осмелился бы клюнуть её в дряблую щёку, находящуюся так неприятно близко к его тщательно вымытому носу.
- Не терзайте себя, мэм. У Хасси пять отличных лошадей, и он лучший кучер в Бендиго.
- Думаешь, я этого не знаю? Но вдруг что-то случилось?
- Что-то случилось, мэм? Не думаю, такая отличная ночь и вообще…
- Тогда ты ещё глупее, чем мне казалось! Я ничего не понимаю в лошадях, но знаю, что они могут понести! Ты слышишь меня, Том? Лошади могут понести. Ради бога, скажи что-нибудь!
Одно дело было ставить лошадей в стойло и флиртовать на кухне, и совсем другое стоять на переднем крыльце с директрисой, которая нависает над тобой всей своей персоной с высокой чёрной тенью позади…
- Она будто съесть меня хотела, - рассказывал он потом Минни, - и чёрт возьми, я был уверен, что она это сделает.
Набравшись смелости, Том положил руку на обтянутое серым шелком запястье, которое обвивал тяжелый браслет с подвеской в виде алого сердца.
- Давайте зайдём внутрь, присядем, Минни принесёт чаю…
- Ты слышишь? Что это? Слава богу, это они!
На этот раз, это наконец было правдой: стук копыт по главной дороге, свет от двух передних светильников и благословенный скрип колес, когда повозка медленно подъехала и остановилась у ворот колледжа.
- Тпру, Моряк… Потише, Герцогиня… - едва узнаваемым от хрипа голосом приказывал лошадям мистер Хасси.