Да, сценический мир Дария был огромен. Репертуар театра – велик. Античные боги – выходцы из крепостных, Иваны да Марьи – в спектаклях маэстро летали на невидимых зрителю сталистых шнурах через сцену или спускались на колеснице-облаке, запряженной десятком белых как снег ручных голубей. Газовые шали, сверкая на складках серебряной и золотой искрой, вздымались и опадали в шоколадных руках арапчат, вакханок и нимф, пышные гирлянды бело-красных, желтых цветов вплетались в прихотливо составленные ансамбли хоров. Жалкие лачуги охотников, рыбаков, пастухов на глазах превращались в неприступные крепости, в мрачные средневековые замки баронов и герцогов, точно из-под земли вырастали дремучие леса, то вдруг на удивление всем начинали бить пенные фонтаны, а с «неба» слетались златокрылые ангелы.
Частенько болтаясь за кулисами, подолгу ожидая своей, подчас пустяковой, роли, пытливому молодому глазу можно было все же многое перенять. Кое-кого из потешных, таких как Чибышев и Петров, Кожевников и Рыбкин, увлекала лишь праздная суета и толкотня, пустая видимость участия в происходящем, и без того развращавшая ленивые души. Но другие, и среди них Алешка Кречетов, даром времени не теряли, пристально наблюдали игру маститых актеров и накрепко брали в память, – учились. А учиться мастерству было не занимать у кого!
Прославленные талантливые актеры саратовского действа изображали полководцев, греческих богов, былинных героев, играли комические и сложные трагедийные роли. Алешка и Сашка только диву давались и цокали от восхищения языками: как они умели по воле маэстро «передавать в танце трагическое и смешное, комедийным приемом оттенить драматизм положения, будь то балеты на анакреонтические или мифологические сюжеты, на темы поэтические или историко-бытовые»[28]. И все же главной изюминкой действа был обольстительный, феерический, изысканный танец – венец и слава мастера. От этого царящего на сцене волшебства захватывало дух и терялось ощущение реальности.
– Однако как все гладэнько и вертэнько в театре получается, – вытирая после репетиции лицо жестким льняным рушником, жалобно скулил в гримерке Гусарь. – А в классах Цыган чистый зверь. Гутарит, що любит нас, як чад своих, а на поверку загнать рад, как того лошака. Я кажу, Леха, то все брехня…