Мать перестав на мгновение плакать, отняла платок от лица и в диком ужасе посмотрела сначала на дочь, потом на мужа.
Отец выглядел не менее потрясённым.
Так. Делаем вывод что идея Эммы была плохой идеей.
Отец достал платок и стёр выступившие на лбу бисеринки пота.
— Надеюсь, вы ничего не трогали в гостиной после проведения обряда? — инквизиторским тоном вопросил он.
Все дружно замотали головой.
В том числе и я.
— Попытаюсь разобраться, попробую хоть что-то отследить. Но как вы могли пойти на такое?! Вы что? Не знаете, чем чревато нарушение запретов в нашем обществе? Мало того, что господь не дал мне сыновей, так у меня вместо дочерей безмозглые дуры.
— Андриан! — предупреждающе подняла руки его жена. — Как ты думаешь, сколько всё это займёт времени?
— С учётом того, что подобные заклинания под запретом и я не могу рассчитывать ни на кого, кроме себя самого — несколько месяцев. Как минимум.
Несколько месяцев?!
Мать снова зарыдала.
Я с трудом удерживалась, чтобы не последовать её примеру.
— Но отец! — запричитала Эльза. — У Эммы помолка через неделю!
— И мы должны вернуться в Институт. Я ума не приложу, как всё уладится. Как мы объясним людям, что Эмма просто взяла и пропала?!
— Пропала? — криво ухмыльнулся отец семейства. — Вот она. Стоит прямо перед нами.
Все замолчали и поглядели на меня.
— Как тебя зовут? — спросил он меня.
— Алина.
— Отныне, Алина, ты Эмма Дарк. Моя старшая дочь. Пока я буду разбираться с последствиями вашей ворожбы, дурёхи, ваша задача сделать так, чтобы никто не усомнился в том, что Эмма — это Эмма. Вы меня поняли?
Мы дружно закивали.
Глава 2
В новом теле новый дух
У Дарков был большой дом в английском классическом стиле. В нём каждый уголок дышал викторианским чванством и викторианской же фундаментальностью.
У Эммы была собственная роскошная комната.
Если родительскую трешку разгородить, плюс немножечко добавить соседских метров, как раз по габаритам самое то и получится — нечто вроде стадиона с огромным камином.
Оставшись одна я первым делом подошла к зеркалу.
Интересно же, как я теперь выгляжу?
Новая внешность это ж гораздо круче нового платья!
Здешние зеркала были размерами чуть поменьше, чем камин, но тоже впечатляли. После всего случившегося подходить к ним было боязно. Но, с другой стороны, не в ручье же придорожном себя разглядывать?
Эльза была блондинкой, Эвелин — рыжей. А я (то есть Эмма) оказалась жгучей брюнеткой в стиле Моники Беллуччи.
В реальной (то есть обычной, нормальной) жизни я, с позволения сказать, типовая русская девчушка-тинэйджер. Среднего роста, тощевато-угловата, с намёком на грудь и не особо выразительным пепельным цветом волос а-ля мышь.
Одевалась соответственно студенческому статусу: джинсы-свитера-кроссовки. Стиль унисекс, практичный, немаркий, в толпе маскирующий.
Наушники в уши задвинул и пошёл себе вперёд — не человек, а единица в толпе.
А как себя прикажите в таком шикарном теле носить? Да мне к себе такой ещё привыкать и привыкать надо!
Главное, не закончить, как печально известный Нарцисс, не сумевший оторвать взгляд от собственного отражения и из-за того безвременно почивший.
Бедняжка Эмма! Какого-то ей-то сейчас приходится в моём мало примечательном тельце?
А вот не надо было касячить с заклинаниями. Так и жила бы себе дальше, красавицей писанной, в огромной чудо-комнате.
И я как-нибудь свой век серенький скоротала бы.
Нет, ну вот ведь бывает же? Ведь везёт же некоторым уродиться таким вот красавицами?
Как тут не сделаться завистливой?
Одна копна волос чего стоит! Да с такими волосами причёски ни к чему. Распустил и пошёл, сногсшибательный на все сто.
— Любуешься собой?
Я поспешно отскочила от зеркала, будто меня застали за чем-то неприличным.
— Эвелин? Твоя сестра очень красивая. Ею сложно не любоваться.
Рыжая фыркнула, передёргивая плечами:
— Только представь, какого слышать такое? Не каждый день твоя сестра говорит о себе в третьем лице.
— Вы тройняшки?
— Погодки. Эмма — старшая, я — средняя, Эльза — младшая.
— И сколько же мне лет?
— Девятнадцать.
Что ж? С этой Эммой мы почти ровесницы. Годом меньше, годом больше — не фатально.
Эвелин стояла и смотрела на меня как-то странно.
— Знаешь, что? — неожиданно сказала она. — А я рада, что ты теперь в теле Эммы. Так этой наглой стерве и надо.
Наткнувшись на мой изумлённый взгляд, она хихикнула: