«А кто еще мог там копошиться?» — удивился собственным опасениям Антон.
Аня отгородилась от внешнего шума наушниками и не слышала, как он вошел. Она надевала на указательный палец колечко с дешевым красным камушком. Эту безделушку и искала под кроватью. Осенила отца взглядом, промолчала, но, кажется, обрадовалась его визиту.
— Что за кольцо? Парень твой подарил?
— А?
Антон присел на корточки, освободил уши дочери от проводков.
— Кольцо, говорю, парень подарил?
— Пап, мне двенадцать. У меня нет парня.
«Хорошо», — подумал Антон.
— А ты чего не уехал?
— Решил заночевать. Тебя повоспитывать заодно.
— Как мило.
Маринина фраза. И выражение лица Маринино.
— Где мать?
— В Москве. Срочные дела, — Аня процитировала, пальцами обозначив кавычки: — Английский письменный стол с двумя тумбами. Завтра уже не будет — надо мчать.
— Тогда понятно, — улыбнулся Антон, и губы Ани чуть искривились.
Она пыталась сдерживать эмоции. Защищаться обидой.
— Есть что поесть?
— Жаркое в холодильнике. Разогрей.
Антон поднялся и подал дочке руку. Она замялась.
— Айда. Поможешь приготовить.
Ярко освещенная кухня была оплотом двадцать первого века с его высокими технологиями посреди могущественной тьмы окружавших помещений, захламленных антиквариатом. Антон порой думал, что, если в гостиной закончится свободное место, Марина выкинет холодильник. Зачем он Рюминым? Секретеры, тумбы, лари войдут на кухню косолапо, как ожившие вещи из жутковатого «Мойдодыра».
— Кушай. — Антон пододвинул к дочери тарелку.
— Нет аппетита.
— Появится. Съешь ложечку.
Он нашпилил на вилку кусочек свинины. Марина, не отнять, прекрасно готовила.
— Поранился? — Аня глянула на забинтованную кисть.
— Дрался с преступниками. — Антон подмигнул. Повернулся, чтобы взять соль. Заметил чайник, накрытый цветастым полотенцем.
— Зайка, а давай поспорим, что ты салат не съешь? Проспорю — выпью пиво залпом.
Аня не улыбнулась. Сказала жестко:
— Мне двенадцать, а не пять. Не разговаривай со мной как с младенцем.
— Прости. — Он отхлебнул из бутылки. — Сложно запомнить, когда тебе «только двенадцать», а когда «уже двенадцать».
— Ха-ха. В стэндапе себя не пробовал?
Клен потерся ветками об окно. Там, на улице, завывал ветер. Как это было? Какой-то гениальный проектировщик предложил: «А давайте воздвигнем микрорайон в чистом поле? Авось через сто лет он сольется с городом?»
— Ты завтра уедешь? — спросила Аня, поджимая под себя ноги — любимая поза.
— Да, рано утром.
Антон подумал про взбешенного Глебыча.
— Завтра Матвея хоронят.
— Знаешь, — нащупывая слова, проговорил Антон, — у меня ведь тоже друг погиб. Я в восьмом классе учился. Павлик Ершов. Классный был парень. Его машина сбила. Пьяный водитель… — Образ Павлика давно померк в голове, сохранились общие ощущения, память о пикниках и речных заплывах на расстояние. — Двух одноклассников в живых уже нет. Так происходит, увы. С каждой потерей образовывается пустота. — Антон коснулся груди. — Мы эту пустоту наполняем воспоминаниями. Так и существуем.
Аня слушала внимательно. Антон воодушевился. В кои-то веки не испортил все, достойно прошел по льду.
— Сложно поверить, насколько мы хрупкие. Живет себе человек, и у него свои увлечения, свои планы. Каждый из нас — целая вселенная. И из-за какого-то пьяного… придурка… эта вселенная разрушается. Инфаркт в семнадцать — это же слишком просто и оттого слишком непредставимо. И мы придумываем разное, чтобы как-то постигать чужую смерть.
— Придумываем? — спросила Аня.
— Я сегодня с ребятами твоими поговорил…
Аня напряглась.
— Кто тебя просил лезть? — Глаза налились слезами. — Кто?
— Мама просила.
— Так маму и успокаивай. — Установленный контакт дал сбой.
Аня вскочила, звякнув тарелкой.
— Анют, я…
— Оставь меня в покое!
Она вылетела из кухни, провалилась в коридорную пасть.
— Твои ребята! — крикнул Антон темноте. — Накрутили себя!
Из туннеля никто не ответил.
— Черти, блин. — Антон сковырнул пивную этикетку.
Зеленоватое стекло отразило осунувшееся лицо. По столешнице, по бутылке и перебинтованной кисти скользили корявые тени клена.
12
Антону приснилась Марина. Она лежала на кушетке, Антон держал ее руку в своей руке, потому что видел такие сцены в кино. Хорошая сцена из голливудской мелодрамы. Настоящие отцовские чувства придут позже. Когда он впервые прижмет к себе спеленатую Аню — аккурат в тот миг. Но пока Аня обитает в утробе Марины, а Антон боится до дрожи, что будет плохим, никудышным отцом. Как его собственный папаша, пропойца, бросивший мать с пятилетним мальцом.