Придавая поступку логический окрас, Марина сказала себе: «Если бы дочь боялась, например, цветов, я бы прятала от нее цветы».
В спартанской гостиной Антон завешивал тканью ростовое зеркало. Так герои фильмов про зомби заколачивают убежище изнутри, чтобы оградиться от мертвых прожорливых армий.
Марина улыбнулась дочери.
— Ты голодная?
— Нет. — Девочка потерла веки, сдержала зевоту.
— Папа тебе постелет, а я скоро подойду.
Аня послушно двинулась за Антоном.
Марина вышла на кухню, слушая голоса за стеной. Обыденный диалог отца и дочери. Аккуратный и чистоплотный в семье, на вольных хлебах Антон развел свинарник. Марина покачала головой, разглядывая черные от налета чашки, жирные тарелки.
В холодильнике повесилась мышь. Банка сардин на полке да початая бутылка коньяка. Пыль и бутылки, просыпавшаяся гречка возле чумазой плиты.
Жалость накатила.
Антон вошел мрачнее тучи.
— Чем ты питаешься? — спросила Марина.
— А? — Он рассеянно поскреб щетину. — Консервами. Хочешь, кашу сварю?
— Нет аппетита.
— Тогда чай.
Антон зажег горелку. За окнами было так темно, будто стекла измазали черной краской.
Позвонил телефон Антона. Он буркнул: «Глебыч» — и отбил звонок. Марина кашлянула.
— Что происходит?
Антон помолчал минуту.
— Не знаю. — Кажется, он не решился поделиться одолевающими его мыслями. — Лучше расскажи, что с Чижиком случилось.
— Сашу сосед-собачник обнаружил. Минут через десять после твоего отъезда. Лежал на газоне, весь в крови. Его мама в крематории была, на похоронах Матвея. А теперь и она сына потеряла. Тош… — Марина скомкала сумочку. — Это же совпадение, да? В реальности же не бывает, чтоб…
Антон грохнул о столешницу чашкой. Оплескал кипятком заварку.
— Тош, мы разумные люди. Так не может быть. Не может!
Она думала о черном лице в заброшенной мазанке. О шорохах и щелканьях из рации покойного Чижика. О словах соседа думала: «Столько крови, будто его резали».
— Выпей, — сказал Антон. — Полегчает.
Марина принюхалась к травянистому аромату.
— Выпей и ложись с Анькой. Я на кушетке посплю.
Марина пригубила горький напиток. Антон, спохватившись, метнулся к окну — Марина чуть не подавилась чаем. Бывший муж поднял двумя пальцами карманное зеркальце, забытое на подоконнике, и брезгливо, будто насекомое, кинул в ящик. Захлопнул его и выдохнул облегченно.
— Жесть, — сказала Марина.
20
Кате снился Матвей. Голый, он стоял в антикварном шкафу Анькиной мамы. Держал под мышкой маску демона из какого-то старого ужастика, словно отрубленную голову. Шрам перевернутой буквой «Y» алел на мускулистом торсе.
Он смотрел не мигая. Кожа отливала синевой.
— Ты же умер, — сказала Катя.
Между стенами и мебелью перемещались тени.
В семнадцать Катя отдалась Матвею, лишилась с ним девственности. Отношения длились недолго — Катя считала, что достойна чего-то лучшего, чем нищий ровесник. Ей нравились мужчины старше, состоятельные и состоявшиеся, а Матвей был пылким глупым мальчишкой. Он отправился туда, где ему и место: во френдзону.
Теперь он был мертв и стоял в шкафу. По синему лицу сновала муха.
— Оставь меня в покое, — попросила Катя.
Матвей вспыхнул, точно это был шкаф духовки. Пламя мгновенно охватило золотые волосы, воспламенило кожу, проело булькающее кровью мясо до костей. Матвей скукожился как осенний лист и прошептал, выгорая до углей:
— Она за тканью.
Катя проснулась, села рывком. Мобильник, соскользнув с груди, плюхнулся на ковер. Жидкокристаллический монитор транслировал белый шум. Помехи, словно мухи, роящиеся на дохлятине.
Катя отдышалась, отряхнулась от кошмара как от налипшей паутины. В квартире было темно, но придвинутый к телевизору диван озаряла мельтешащая белизна. Тень Кати дрожала на стене, упираясь макушкой в потолок.
Тетя давно спала.
Катя поискала пульт. Не найдя его среди подушек, встала.
Ее охватило совершенно детское чувство, ощущение, что постель — единственное безопасное место и вокруг нее — джунгли, кишащие хищниками. Зря она ступила на пол. В ворсе ковра притаились змеи. Под диваном напружинился ягуар. Тигры бродят в коридоре.