Как домовой запел, так публика и притихла. Голос Печкина был тих, спокоен, чуть-чуть с хрипотцой, но она скорее не мешала, а придавала нотам особый оттенок. При этом, низкорослый старичок напевал весьма бодро, с улыбкой, словно вспоминая былые деньки.
— … Ииии, до-мо-вой, эх домовоооой. Стааарый, маленький, шальной…
Печкин, казалось бы, распелся, голос начал звучать громче, уверенней, а сам домовик еще и головой покачивал в такт словам, да руками взмахивал в особые моменты.
— … страхи он не пустит в дом, и злых людей прогонит вон, защитит любимых он людееей! Ну, а, ты, оставь мисочку крупы. Хлеба, чашку молока. Хлеба, и чашку молока.
Голос стих, а публика осталась сидеть с раскрытыми ртами, никак не ожидая такого фортеля от скромного старичка. Даже пикси и те были удивлены.
— Ну что вы так на меня смотрите?
— Классно! — оставила большой палец Ная.
— Вообще супер! — поддакнула Мая. Взлетев пикси поцеловали щеки домовика.
— Ну что вы, — стушевался домовой от такого внимания. А Ная, еще и цветочек протянула.
— Нам очень понравилось! — пропищала пикси. Не найдя подвоха, домовик принял подарок и… ничего не случилось. Цветок не начал лаять, не пустил какую-то гадость. Это был самый настоящий цветок, причем такой каких домовику еще не приходилось видеть. Синий, с аккуратными внахлест идущими по кругу лепестками.
— Печкин, а Печкин? — подергала домовика за бороду Мая.
— Что такое?
— А вас много?
— М?
— Ну… домовых.
— Увы, но очень-очень мало, — и опережая следующий вопрос пояснил: — в основном из-за людей. Когда-то, когда правили семь великих драконов, мы были почти в каждом доме. Помогали живым, те помогали нам. Но, а потом… потом все поменялось. Пришли боги, и нас стали попросту забывать. Да, вот так просто. А знаете, что самое обидно для домового? — Печкин посмотрел на прислушивающихся пикси. — Нет? Так вот, самое обидное для домового, оказаться без дома. Никому ненужным. Ведь домовой без дома не домовой, ему неоткуда брать силу и в конечном счете он умирает.
— Так значит ты сейчас умираешь? — ужаснулись пикси. Ная приложила ладошки ко рту, Мая просто распахнула глазки.
— Потихоньку, но да. Но у меня достаточно сил чтобы прожить как минимум год без дома, я ведь один из старших! А потом да. Так что не переживайте на этот счет.
— Да мы не переживали, — отмахнулась Ная.
— Да. Как бы мы папе сказали, что потеряли его домовика? — хлопая пальчиком по своим губам протянула Мая.
— Кхе…
— Да, Печкин. Они неисправимы, — хихикнула Лейла.
— Как знать. Кстати, Лейла, твой черед, — не остался в долгу домовик и улыбнулся.
— Хм… ну допустим. Ммм…
— Что такое? — спросила Ная, когда Лейла замялась.
— Думаю. В инферно с песнями туговато, это, мягко говоря, но у нас в истории был… один неординарный демон, который любил их сочинять. И вот его, так сказать, композиции дошли до наших дней. Сейчас поймете почему. Кхе…
Прокашлявшись, и встав в позу, суккуба начала про себя напевать мотив видимо вспоминая слова, а затем достаточно резко запела:
Ритм был сильным, голос грозным, а взгляд у Лейлы загорелся пламенем инферно.
Вокруг Лейлы начали взметаться искры костра, а сама суккуба медленно стала преображаться в настоящий облик демона. Появились рога, вышли крылья и хвост, в кровожадной улыбке выглянули клыки.
Казалось бы, Лейлу словно подменили. Преображение закончилось, и вместо человека перед зрителями стоял демон. Взведенный словно пружина, готовый в любой момент сорваться и броситься в бой.
Суккуба затихла, притихли и зрители, глядя на перемены в члене своего отряда. Опомнившись, скинув одной ей видимое наваждение, Лейла в секунду вернула себе прежний облик. Потупив взгляд, она уже спокойно обратилась к зрителям: