Дочь уже рассказала матери, что хозяйство ведет у нее Тереза; сегодня она как раз отпросилась — вырвать зуб; Иза поспешила успокоить мать, что Тереза — редкой души человек и они прекрасно поладят друг с другом; однако в глубине души старая в это так и не поверила. До отставки Винце у них всегда была в доме прислуга, и она помнила: дело лишь тогда идет споро, когда хозяйка постоянно стоит за спиной у служанки; да и тетя Эмма учила: держишь кухарку — не ленись проверять ее, чтоб удержать от соблазна. Старая твердо решила: следить за Терезой будет она, хоть от одной заботы освободит Изу. Комнаты, так и быть, пускай убирает та женщина, если она и вправду так аккуратна — это, впрочем, выяснится потом, вначале-то они все стараются, — но готовить она будет сама. Варить, жарить — с этим она, слава богу, до сих пор справлялась, и справлялась отлично; Тереза только зажжет ей духовку или газ — и пускай идет за продуктами. В субботу утром старая специально спустилась на Кольцо, отыскала писчебумажный магазин и купила тетрадку: туда она будет записывать расходы. У Изы, конечно, на это времени не было; Тереза, сказала она, говорит, сколько потратила в целом, а в подробности они не вдаются, Терезе можно доверять с закрытыми глазами, да если бы это было и не совсем так, подумаешь: кто в наше время имеет возможность терять драгоценные минуты из-за какого-нибудь пучка петрушки.
Что ж, с этого дня будет все по-другому. Она не позволит, чтобы на деньги, заработанные ее дочерью, какая-то там Тереза покупала себе дом. И дело не только в том, что в хозяйстве нужна экономия, нужен порядок; дочь у нее вон какая худая да бледная — уж она ее подкормит немного, заставит набрать вес. Старая помнила, как Иза любила в детстве капусту. А в этом Пеште бедняжка, поди, ест что придется и когда придется; можно представить, чем там кормят, в этом ее институте, и что готовит Тереза. Если подумать, так Иза столько лет уж не ела по-настоящему; даже когда приезжала домой, и то питалась не с ними, а все больше в ресторане, не позволяла матери из-за нее разводить стряпню.
Тереза пришла в десять с минутами; это уже не понравилось старой: она ждала ее к половине девятого. Женщина назвала себя, пожала ей руку и заявила, что убирать начнет с ее комнаты, чтобы она могла скорее лечь отдохнуть; а пока старая пусть почитает или включит радио. Тереза разговаривала с ней, как с равной; у нее были темные волосы, собранные на затылке в огромный узел, и бордовое пальто; положив принесенные с собой вещи, она вынула из стенного шкафа кофту с брюками, что-то вроде рабочей одежды — о которой позже выяснилось, что это ее собственная одежда, — и переоделась. Потом разгрузила сетку: она пришла прямо с рынка и уже все купила.
Старая сообщила, что готовить теперь она будет сама. Тереза в недоумении уставилась на нее. Карие глаза ее были такими темными, что в них почти не видно было зрачка. Старой казалось, что во взгляде этом затаилась насмешка. Тереза ответила: сегодня она все сделает, как договорено было с Изой, а завтра пожалуйста, пусть готовит сама, только пусть будет добра, заранее скажет, что надо купить, чтобы ей не пришлось еще раз бежать на рынок. Тереза взяла веник, включила радио. Старая тут же встала и выключила его; в доме траур, сказала она, радио слушать нельзя. Тереза снова удивленно взглянула на нее, пожала плечами: мол, как хотите, и вышла. Как прислуга, она была не слишком любезна. И вообще была совсем не такой, какой полагается быть прислуге. Разумеется, старая и не думала сидеть там, где велела Тереза; она ходила за ней по пятам, наблюдала за каждым движением, делала замечания, если где-то ей виделась небрежность. Тереза отвечала ей все более коротко, потом совсем замолчала. Только когда она наконец ушла, старая позволила себе отдохнуть, усталая, но довольная, переживая свою победу; она впервые почувствовала, что переезд ее в Пешт не напрасен: есть ли дело важнее, чем вести дом, держать в руках все хозяйство. Она даже позабыла об утраченной мебели, об оставшихся где-то вещах. Потом она пообедала, понося про себя стряпню Терезы: у этой женщины только язык длинный, а готовить она по-настоящему не умеет, и вкуса-то никакого, еда для язвенников. И под конец не постеснялась, наглая, пойти и закрыться в ванной! Старая было и туда за ней сунулась, но дверь была заперта. Да она все равно знает, что Тереза там делала; она ведь слышала шум воды. Нет, какая нахалка: мыться в ванной Изы!