Выводить людей из рабства у меня сил не было, да и задача стояла иная. Найти пропавших, еще раз нажать кнопочку на специальном приборе, не найденном во время обыска. Где я его прятал, приспособил, схоронил — не скажу. И не спрашивайте… Дальше прилетят краснозвездные соколы и не назойливо вмешаются во внутренние дела дружественной страны.
В прошлый раз, «мои друзья» были на сорок пять минут расторопнее намеченного сигнала. Если бы я был не достаточно предусмотрителен, пришлось бы мне по их милости быть мертвым.
Аппаратик передающий сигнал я достал. Нажал кнопочку. Забросил его на крышу высокой постройки из брезента и рванул в сторону. Бежал и думал. Думал и бежал, сквозь надсадный сип своих прокуренных легких: «Не слишком ли все хорошо получается?»
Не успел подумать, как собачонка, породы «ротвейлер» была у меня на спине. Небо с овчинку, у горла зубы.
Подбежали охранники. Ногами чуть попинали и полуживого в лагерь потащили.
— В начале они все бегают, — говорил один другому и со смехом продолжал. — Он дурачок думал, что мы за ним не наблюдаем. Каждый его шаг, у нас, во… как на ладони…
— Куда его?
— Куда и всех, — не задумываясь, ответил второй. — В подвал, на профилактику. Посидит в колодках, до вечера, остынет. Глядишь, исчезнет и желание бегать с нами на перегонки.
Набили они мне на ноги два специальных бревна. И, спасибо им, бросили в подвал. Сидел я там, зализывая разбитые и вспухшие губы, потирая синяки по всему телу.
«Не слишком ли часто меня в последнее время бьют? — грустно размышлял я. — Столько денег в руках имел. Можно было угомониться. И не на «гавнидосе», а на нормальной водке с коньяком, становиться изысканным алкоголиком. За каким хреном, я пытаюсь взбадривать себя смертельной опасностью. Вот, такой, как к примеру Гурон — «сын неопознанной горы», в следующий раз не рассчитает свою силу, даст по голове и убьет к едрене-фене…»
Думал и заснул.
Намаялся за последние дни.
Может в живых из-за «темницы сырой» и остался, так как к вечеру высадился спецназ. Кого взорвали, кого убили… Своих пленных, чье место расположение, я — именно, я — обнаружил, забрали и…
— Эй… Эй! А меня? А как же быть со мной?
Но они на радостях, что все так классно получилось загрузились и улетели. После их отлета, долго еще слышались взрывы и от напалма горела земля. Загрустил я основательно, не по детски. Да и дышать из-за пожаров было тяжко.
В подвале темно, постоянно кто-то в углу копошится. Видно черти шебуршат. Попытался я собрать тело в «позу лотоса» — не удалось. Забыл, дурачок, что ноги скованы бревнами. Пришлось нирванить в нарушение основ.
Сидя под землей я прислушивался к взрывам и автоматным очередям. Я даже не знал, радоваться или огорчаться? Кто там бьется? Кто побеждает? За правду ли пуляют друг в друга на ристалище? Понятных знаков не подают… Подполз к дверке. Вежливо, пытаясь никого не огорчать своим присутствием, постучал. Не ответили.
Когда все стихло, осмелел, плюнул на основы этики и начал бушевать. Как ни кричал… Как ни старался… Ни черта освободители не услышали сигнал бедствия…
В итоге я имел отрицательный результат. Ноги обездвижены. Если не совершать героических усилий, буду погребен в этом блиндаже заживо.
Сидеть, ожидая внезапное спасение, пришлось долго. Спасение откладывалось. Сверху по крышке импровизированного гроба никто не стучал, а спектакль в качестве зрителя все же хотелось досмотреть до конца. Пришлось самому, едва-едва…
Срывая ногти и раня в кровь конечности, до оголения нервов на пальцах… Начал подкапываться под дверь. Земля была хорошо утоптана и больше напоминала каменистый грунт. Однако, начитавшись в юности похождений «пламенных революционеров», презрев тяготы и лишения, ковырял земельку, а больше грыз её родимую, нашептывая себе разные правильные слова про смысл жизни.
Спасло меня, что темница было сооружением временным и бетоном не залита. Поэтому кое-как приноровился. Уставал с непривычки, а что делать?
Но не от выработки дневной нормы я мучился, больше всего пришлось страдать от жажды. Как я понимаю тому, кто должен был носить арестанту еду и питье пришел внезапный копец.
Повезло, что ночью, на исходе вторых суток прошел дождь, и в рукотворной ямке появилась вода. Я, не брезгуя и не воротя нос, дескать, вода грязная с бациллами и холерным вибрионом, став на четвереньки, долго и с наслаждением ее лакал. После лежал, прислушивался к организму. А потом снова пил. Возможно, видя цвет потребляемого раствора на дневном свету, мог отказаться.
Только через трое суток, я смог выбраться. Подкопал размякшую после дождя глину и с бревнами на ногах, извиваясь, как червяк с гирькой на хвосте, выбрался на волю.
Пока я не выбрался, снаружи было тихо. С моим появлением, выжженный пейзаж оживился. Птицы сидящие на деревьях, посчитали меня своим соперником в деле раздела падали и были весьма недовольны.
Посмотрел я по сторонам… Пейзаж достойный кисти Верещагина или, спаси и помилуй, какого-нибудь Босха…
Тоска. Лагерь обезлюдел. Но звуков было хоть отбавляй. Правда, вонь стояла страшная, до рези в глазах, до рвоты. «Командосы» оказались очень рассеянными людьми. Трупов «бумбейрос» и охраны, настреляли сколько смогли, а закопать забыли.
Стервятники и другие падальщики слетелись, сбежались со всей округи. Чинно рассевшись на нижних ветках, они терпеливо дожидались, когда «треугольное существо» в моем исполнении, уберется отсюда и не будет отвлекать их от продолжения роскошного пиршество.
Нормальному человеку находиться в такой атмосфере было невозможно, но пришлось. С бревнами на ногах ползать не удобно, однако ничего не поделаешь. Полз, подтягиваясь на руках, цепляясь зубами за все выступающие из земли корни, травинки и бугорки.
С голодухи ослаб и сник. Щиколотки распухли и кровоточили. Но нашел пилу одноручную, обычную ножовку по металлу. Хотел на радостях отпилить себе ногу, но передумал. Нога-то своя, не чужая. Да и больно это…
Через три часа, проклиная все на свете, перепилил верхнее бревно и выбрался. Без привычных бревен на ногах, первые пару минут чувствовал скованность в движениях. Но быстро привык.
Подвел итог. На ногах гнойные, сочащиеся сукровицей язвы. На руках от пилы — кровавые мозоли. Ходить тяжело, а надо. Есть хотелось так, что хоть ты бери, садись рядом со стервятниками и начинай жрать, распухшие от жары трупы…
Хорошо, что воины соседней отчизны торопились и не обратили внимания на бандитский продовольственный склад. Что особо заставило биться сердце, так это наличие курева, спиртного и пива. Правда, когда не ел пять суток, радость от обладания спиртным наступает после чувства насыщения… Но сперва пить… Почти холодное пиво… Банки с помощью металлического приспособления я стал открывать только после третьей выпитой. До этого, от нетерпения, просто прокусывал их зубами.
А говорил, ослаб, силы, говорил нет… Ну, да, ладно… Хотя, врал, конечно…
С обнаружением спиртного, курортный сезон приобрел иные оттенки и продолжился более удачным образом… Если бы не запах… И не рвота от съеденного. Все было бы прекрасно. Но пожадничал, поторопился, вот и вывернуло все назад…
Куски в моем положение после незапланированного поста следует жевать, а не глотать целиком. Желательно при этом язык себе клыками не прокусывать, впалые щеки не зажевывать и себя ограничивать. Если не получается, оттаскивать себя от еды за волосы и воротник. А лучше привязать к дереву и дозировать приём пищи маленькими порциями, как в рабочей столовке.
Отравиться трупным ядом в мои планы не входило. Пришлось обнаруженные припасы, перетаскивать на слабеющих руках подальше от этих ароматов, где даже восход и закат солнца, были основательно ими пропитаны.
Закапывать я никого не стал. Как знал, что скоро должен будет прибыть караван за товаром. Пусть и они посмотрят. Посочувствуют.