— Прекрасно знаю. Все мои братья и муж учились в королевском колледже в Кембридже. Сельская местность там просто рай.
— А мистер Пилигрим?
— Он учился в Оксфорде, в колледже Святой Магдалины. Мне жаль его, — снова улыбнулась Сибил.
— Жаль?
— Ну да. Мы в Англии так шутим, доктор. Забавно, но студенты любого университета считают, что все остальные сильно обделены жизнью.
— Понятно. — Доктор Фуртвенглер посмотрел в свои записи. — Мистер Пилигрим — искусствовед, верно?
— Да, и это нас с ним тоже объединяет. Мой брат Симс был искусствоведом.
— Был?
— Да. Он… — Сибил отвела взгляд.
Фуртвенглер внимательно следил за ней.
— Вы не обязаны мне говорить.
— Нет-нет, я скажу. Просто… — Она закрыла глаза, теребя перчатки, а затем приложила одну из них к щеке, словно руку друга, решившего ее утешить. — Он покончил с собой. И теперь, после того как Пилигрим тоже попытался свести счеты с жизнью, у меня такое чувство, будто Симс вернулся и преследует меня.
Сибил открыла глаза и положила перчатку на колени, к ее товарке, после чего выудила из сумочки носовой платок. Взяв себя в руки, она вновь заговорила уверенным и решительным тоном:
— Симс Копланд был моим младшим братом. Он погиб, когда ему исполнилось тридцать, в сентябре 1901 года. Знаете, он принимал участие в создании галереи «Тэйт». Она как раз тогда открылась. Симс работал как проклятый, но ему нравилось. Он всегда был слишком погружен в свою деятельность. Порабощен ею, если хотите. Кто бы мог. подумать, что… Он чересчур хорошо умел скрывать свои чувства. — Сибил помолчала. — Простите, но при мысли о его гибели я прихожу в ярость. Такая нелепая смерть!
— Я вижу, он много значил для вас.
— Да. В детстве мы были очень близки. Наверное, оттого, что у нас небольшая разница в возрасте. Я считала себя его ангелом-хранителем. Но не уберегла…
— Никто не может быть виновен в самоубийстве другого человека, леди Куотермэн.
— Трудно поверить.
— И тем не менее вам надо с этим смириться. Он сам лишил себя жизни. Вы не убивали его. Это он себя убил.
— Да.
Сибил отвернулась.
— Мистер Пилигрим был коллегой вашего брата?
— Нет. Симс был экспертом исключительно по искусству конца шестнадцатого и начала семнадцатого веков. А Пилигрим… мистер Пилигрим — специалист куда более широкого профиля.
— Ясно. Кстати, как его зовут, леди Куотермэн? Почему нам не сообщили его имя?
— Он говорит, у него нет имени.
— Вот как?
— Да. И, как ни странно, я приняла это без каких-либо вопросов. Я много знаю о нем, хотя, многого и не знаю.
— Вас познакомил с ним брат?
— Нет. Мы друзья с давних пор.
— У вас есть дети, леди Куотермэн?
— Пятеро. Двое взрослых сыновей, две взрослые дочери и маленькая дочь.
Доктор умолк. Сибил Куотермэн подняла на него глаза.
— Что вы так смотрите, герр доктор?
— Простите, Бога ради.
— Да, но в чем дело?
Фуртвенглер уставился вниз, на лежащую перед ним страницу.
— Мне кажется, вы слишком молоды, чтобы иметь взрослых сыновей и дочерей.
— Вот оно что! — рассмеялась Сибил. — Сейчас я вам все объясню. Мне сорок пять лет. Моему старшему ребенку — двадцать. Это вовсе неудивительно, правда? Его зовут Дэвид и, если откровенно, я не очень его люблю. — Она моргнула. — Боже мой! Зачем я вам это сказала?
— Вы устали, леди Куотермэн. В таком состоянии люди часто говорят, не подумав.
— Да, наверное.
— У мистера Пилигрима есть еще друзья, кроме вас?
— Есть, но немного. А еще уйма знакомых и пара poдственников. В основном мужчины.
— Понятно.
Доктор снова умолк.
— Что-нибудь еще?
— Он сам попросил вас приехать после попытки самоубийства?
— Нет. Я была у него накануне, и он показался мне каким-то потерянным. Отрешенным, что ли. Отчужденным. Вернее, не просто отчужденным… Он даже говорить связно не мог! Все время запинался. Не так, как пьяница, нет. Просто терял нить разговора. Начинал говорить — и сам забывал, о чем он. Я даже подумала — может, он перенес сердечный приступ, пусть даже в легкой форме? По крайней мере так это выглядело. А потом, вместо того чтобы пожелать мне спокойной ночи и расцеловать, как обычно, в обе щеки, он взял меня за руку, очень крепко сжал ее и сказал: «Прощай». Это совсем не в его духе. Поэтому я вскоре вернулась. Как вы можете убедиться из медицинских свидетельств, которые я вам предоставила, его объявили мертвым до моего приезда. Но — и это случилось тоже до моего приезда — он начал подавать признаки жизни, Так что к нему снова вызвали врачей.
— И что было дальше?
— Я осталась с ним на неделю. А потом съездила домой, чтобы собрать вещи и взять с собой горничную.
В наступившей тишине Фуртвенглер принялся методично поправлять предметы, лежавшие на столе.
— Леди Куотермэн! Я хотел бы кое-что выяснить.
Сибил бесстрастно смотрела на него.
— После нашего первого телефонного разговора я побеседовал с доктором… — он бросил взгляд на лист бумаги, — Грином, если не ошибаюсь.
Сибил кивнула.
— Поэтому я знаю о необычных обстоятельствах, сопутствовавших возвращению мистера Пилигрима к жизни после попытки самоубийства. Однако в мою задачу не входит расследование этого случая. Моя цель — во-первых, определить, почему он хотел покончить с собой, а во-вторых, как пробудить в нем желание жить. Вернее… — доктор поднял руку, как бы предупреждая возможные возражения, — как пробудить в нем волю к жизни!
Сибил помедлила минутку, потом сказала:
— Не волнуйтесь так, доктор Фуртвенглер. Я именно затем и привезла мистера Пилигрима в Бюргхольцли. Чтобы пробудить в нем волю к жизни.
— Прекрасно. Итак, вас беспокоила его отрешенность накануне вечером. Значит ли это, что он и прежде вел себя подобным образом?
— В какой-то степени да. Бывают периоды, когда его… — Сибил задумалась, тщательно подбирая слово, — уносит.
— Уносит?
— Да. Он как бы уплывает куда-то. Или улетает.
— Такие периоды предшествовали в прошлом другим суицидным попыткам?
— Что за бред, доктор! — возмутилась Сибил. — О каких попытках вы говорите?
— Разве вам не известно, что он пытался уйти из жизни раньше?
— Впервые слышу.
— Вы действительно ничего не знаете?
— Нет, — сказала она после короткой заминки. — Ничего.
Доктор Фуртвенглер незаметно написал· рядом с ее именем: «Sie lugt». Оuа лжет. И добавил: «Warum?»
Почему?
Палата Пилигрима находилась на третьем этаже. Он поднялся туда вместе с Кесслером на застекленном лифте с вычурной медной решеткой. Через стекло виднелась винтовая мраморная лестница, обвивавшая шахту лифта наподобие штопора. Перила лестницы были из темного дерева, только какого именно, Пилигрим не понял.
В кабине их встретил оператор неопределенного возраста. Одетый в зеленую униформу, без фуражки, он сидел на откидном деревянном стуле, управляя лифтом с помощью рукоятки, торчащей из колеса. Туфли у него были отполированы до такой степени, что отражали свет, руки затянуты в белые хлопчатобумажные перчатки. Лицо лифтера всю дорогу оставалось совершенно бесстрастным. Он не заговорил с Кесслером, итот тоже не промолвил ни слова.
Когда они поднялись на третий этаж, Пилигрим попятился назад.
Медная дверь открылась. Кесслер вышел на мраморную площадку и, протянув руку, сказал:
— Идите сюда. Все хорошо.
Оператор так и не встал с сиденья, лишь нагнулся немного вперед, придерживая дверь. Вторая рука лежала у него на коленях.
— Мистер Пилигрим! — позвал Кесслер.
Пилигрим посмотрел на протянутую руку санитара и, похоже, воспринял ее не как приглашение, а как предупреждение или же барьер.
— Вам нечего бояться, — сказал Кесслер. — Вы у себя дома.
Пилигрим ступил на мраморную площадку, и дверь лифта закрылась. Обернувшись, он мельком увидел, как по-прежнему, непроницаемое лицо оператора исчезает прямо под ногами, за краем площадки.