Справедливости ради скажу, что бегство, каким бы тяжелым, опасным и непредсказуемым предприятием оно не являлось, тем не менее, на деле проходило обычным порядком, разве что было несколько более сумятицы и торопливости при снятии с бивака да более обычных мер предосторожности, когда появлялась необходимость остановиться на ночлег и устроить очаг, тут приходилось делать особые заслоны из камня и песка, дабы огонь очага не был виден ненадлежащему наблюдателю со стороны, а ведь в пустыне ночью его можно рассмотреть на расстоянии пяти и более фарлонгов, что становилось особенно опасным для преследуемых беглецов вблизи неприятеля. И мы уже вскорости притерпелись к особым обстоятельствам нашего путешествия, и даже дети, напуганные происшедшим с нами, почали воспринимать сопутствовавшие нам неудобства, как нечто обыденное. Так наше путешествие, в котором мы все дальше и дальше уходили вглубь пустыни, длилось более месяца, а мы, переходя от одного вади к другому, покидали привычные и обжитые нами места, преследуя единственную цель - проложить между нами и ополчившимися на нас вероломными сородичами так много безжизненного и пустого пространства, как это только возможно, учитывая слабость наших сил и ограниченность запасов, пополнить которые было почти невозможно. Некоторые вади сохраняли в глубине своих скал небольшие водоемы, становившиеся редкими водопойными местами для всех насельников округи, они же давали питье и нам, хотя состояние воды в них было прилично лишь самым нетребовательным к чистоте животным, но не людям, однако ничего иного не оставалось, и мы вынуждены были готовить тухлую грязную воду, подолгу кипятя ее на очаге, чтобы утолить жажду и взять в дорогу с собою некоторый запас. Там же случалась и некоторая растительность, часто засохшая, которую наши ослы и овцы поедали с жадностью, потому как ничего иного предложить им не могли. Из пропитания нам приходилось время от времени уменьшать малое стадо баранов еще на одну голову, чтобы в течение некоторого времени иметь еду, способную обеспечить нас силами, поддерживающими в дороге. И вот, по истечении длительного времени тяжкого и монотонного пути, мы увидали на горизонте не очередные скалы, возможно скрывающие за собою небольшой водоем, и верхушки пальмовых деревьев, и не столько обрадовались возможному завершению изгнания, сколько насторожились и стали держать совет в отдалении от оазиса, сулящего отдохновение и наслаждение дарами финиковых и прочих дерев, вкус свежих плодов которых мы уже успели позабыть.
Однако кто же владеет сим чудным местом среди песков и чего ждать от этого народа? Вот главный вопрос, терзавший наши сердца, истомленные в дороге и принужденные принимать судьбоносное решение, от которого, воистину, зависит жизнь и смерть. Ведь не секрет, что в отдаленных и сокрытых от всякой власти местностях процветают самые уродливые пороки и намерения, а люди там, если только можно их именовать гордым человеческим наименованием, потворствуют своим самым извращенным желаниям и низменным побуждениям, отчего они делаются опаснее и свирепее самого ужасного хищного зверя, а уж попасть к ним в руки, избегнув множества иных зол и выйдя, хотя и с превеликими потерями, живыми из самого глаза бури, мы совершенно не намеревались. И мы укрылись среди скал, так, чтобы имея в прямой видимости оазис, самим находиться в естественном укрытии и озирать окрестности без риска быть замеченными и подвергнуться нападению. Благодарение судьбе, в это время мы уже не имели при себе иных животных, кроме шестерых ослов, навьюченных достоянием нашего народа, и малого количества припасов, так что не имели потребности укрывать еще и неразумных баранов, удерживать которых в повиновении нашими ограниченными силами было почти невероятно. Итак, распорядившись всем и каждому по возможности скрыться и скрыть поклажу, я стал держать совет с Мудрейшей. Она же, восприняв мою просьбу с должным вниманием и уважением, сказала:
- О, Элиа, прими еще один совет - призови к размышлению и решению Лебану, ибо мысль ее остра наподобие дамасского кинжала, который ты даровал ей из сокровищницы народа твоего, а рассудительность превыше всяких похвал, и немного найдется среди мужчин, сравнившихся с Лебаною в предусмотрительности. Призови ее, и не пожалеешь о решении своем.
И я размыслил, что совет Мудрейшей к месту и ко времени, ведь число народа моего и без того невелико, и каждый из дельных советчиков укреплению силы и хитрости служит. И я спросил:
- Отчего же только Лебану в советчики прочишь, о Мудрейшая? Или же остальные женщины народа моего умом не хороши?
- О нет, заклинаю тебя, не говори так о них! Каждая есть сосуд благовонный, мудростью особенной наполненный! Но есть должное время звать их к совету, и есть время не делать этого. Рахель пригожа и годами юна, и знает счет и учена письму, а на цитре играть ей нет равной искусницы, но посмотри на нее - вот уже две луны почти сменилось, а она все еще кличет по имени ребенка своего, первенца от груди не отнятого, которого потеряла в ярости стихии, и скажи мне, какого совета ты спросишь у нее, если она с младенчиком потеряла и вкус к жизни самой и не хочет даже насущную пищу принять? Будет ли совет ее взвешен и благоразумен, тоскою отравленный? А Рехавия благородная, дорогой истомленная, все силы свои на целительство отдающая без остатка, хотя и велика разумениями в травах лекарственных и минералах выздоравливающих, и в заклинании болезней умелая, и в костоправстве, и в заклинании бесноватости, и в изгнании волчанки и отеков, и в родовспоможении, и в отличении ядовитого от безвредного, она, также детей потерявшая, истощена настолько, что ее совету довериться нельзя, ибо он одною только тягою к отдыху и укрытию продиктован будет, а ничего округ не оценит. Остальные же - дети малые, неразумные, чужого совета требующие, сами подать его не умеющие.
- Воистину мудрость твоя сияет ярче полной луны! И да будет по слову твоему.
Лебана же, призванная, явилась, как назначено, и обратил я взор свой на нее, и увидел, что невзгоды оставили следы на ее лице, и морщины появились на ее прежде гладкой коже, и волосы ее прибраны негоже, и одежда пропылена, хотя и содержится в некоем подобии порядка, но ведь чего требовать от изгнанницы, скитающейся под негодующими ветрами невзгод? И, несмотря на это, или же благодаря этому, Лебана была мила чертами лица и пригожа телесно, а взгляд ее смотрел прямо, открыто и безбоязненно, и ум светился во взгляде ее, и решимость легла на челе ее, и подумалось мне: Воистину, это камень краеугольный и основа основ, и она станет в начале народа моего вместе со мною, и возложу часть ноши своей на плечи ее, и понесет она ради нас. И я сказал, к ней обратясь:
- Вот, наверное, конец пути наступил. Люди истомлены, пропитание на исходе. Оазис на горизонте, на пределе зрения нашего, может отдохновение подарит, может, смерть лютую. Идти же дальше невозможно. О, Лебана, как младшая в совете, скажи свое слово - что делать и как делать, и когда делать.
- Ты прав, господин, силы наши истощены и продолжение странствия опасно и смерти подобно. Но и войти под чужой кров страшное и опасное дело. Ведь мы все здесь не стоим и одного воина со слабым оружием. Мое слово: разведать, кто и что в оазисе, и в чем его интерес, а потом решить, войти в него или же бежать из этого места и отдаться на милость судьбы.
Мудрейшая же добавила:
- Не проверив палкою дно, не входят в реку. Переходя мост, глаза закрытыми не держат. Нужно приблизиться и посмотреть, что там есть.
- Кто же дерзнет обмануть бдительность оазиса насельников и как сделать сие? - вопросил я. И сам отвечал:
- Я из всех сильнейший и самый быстрый, и зоркий, и наблюдательный. Возьму же оружие с собой, небольшое, легкое и смертоносное, и под покровом темноты проберусь задами оазиса и осмотрю его, а после вернусь. А до приказа моего оставайтесь здесь и ждите возвращения моего.
Мудрейшая же возразила:
- О господин, выслушай возражение мое. Воистину, качества твои соответствуют сказанному тобою, но ведь ты - последний мужчина из Джариддин, и других нету больше! Вдруг да вражеской силы будет больше и одолеет она тебя изощрением своим, что станет тогда с народом? Нет же, кому-то из нас предстоит идти в оазис и откровение в нем сыскать!
Лебана предложила: